Келли Барнхилл
Девочка, которая пила лунный свет
Теду, с любовью
The Girl Who Drank the Moon Kelly Barnhill
Algonquin Young Reader, New York, 2016
Copyright © Kelly Barnhill, 2016
© 2018, «Карьера Пресс», перевод и издание на русском языке All right reserved
This edition published by arrangement with Writers House LLC and Synopsis Literary Agency
Глава 1, в которой звучит сказка
Да.
В лесу живет ведьма. Она там с незапамятных времен живет.
Перестань вертеться! Звезды всемогущие, что за ребенок! И вертится, и вертится!
Нет, детка, сама я ведьму никогда не видела. И никто не видел. Никто и никогда. Уж мы постарались, чтоб она к нам не являлась.
Страшно подумать, чего нам это стоит.
Ну что ты спрашиваешь? Сама ведь все знаешь. Не хочу говорить.
Ох, милая, не знаю. Никто не знает, зачем ей дети. И почему она всегда хочет самого младшего из всех. Кто ж ее спросит-то? Ее и не видел никто. Уж мы об этом позаботились.
Как это — «а если ведьмы вовсе нет»? Ну что ты такое говоришь! Ты посмотри, какой вокруг лес! Сколько в нем всего опасного! Ядовитый туман, и ямы под землей, и кипящие источники, и погибель на каждом шагу. Думаешь, это само так вышло? Как бы не так! Это все ведьма устроила, и, если мы не сделаем то, что она велит, знаешь, что с нами будет?
Что, в самом деле хочешь знать?
Нет. Не скажу.
Ну тише, тише, милая, не плачь. Не бойся, за тобой старейшины не придут. Ты ведь уже большая девочка.
У нас в семье?
Да, детка. Но очень давно. Ты тогда еще не родилась. Он был такой славный мальчик.
А теперь доедай и берись за дела. Завтра рано вставать. День Жертвы ждать не станет. Все должны прийти и сказать спасибо ребенку, который еще на год избавит нас от ведьмы.
Ты про своего брата? Да как же я могла его не отдать? Ведь ведьма бы нас всех убила, и что тогда? Тут уж или одного отдать, или всех. Так устроен мир. И ничего ты с этим не поделаешь, даже если очень захочешь.
Ну все, хватит. Иди займись делом. Глупая девчонка.
Глава 2, в которой одна несчастная женщина сходит с ума
Этим утром Герланд, глава Совета старейшин, одевался особенно тщательно. В конце концов, День Жертвы бывает лишь раз в году, и Герланду хотелось выглядеть солидно и внушительно. Скоро скорбная процессия отправится в дом, на который пало проклятие, а затем в печали покинет проклятый кров. Герланд и другим старейшинам велел приодеться. Пусть чернь надолго запомнит это зрелище.
Герланд аккуратно подрумянил обвисшие щеки и жирно подвел сурьмой глаза. Внимательно осмотрел в зеркале зубы – не застряли ли между ними кусочки пищи, не прилипло ли что. Герланд очень любил свое зеркало. Единственное зеркало на весь Протекторат. А что может быть приятнее, чем владеть вещью, какой больше ни у кого нет? Герланд был избранным, не таким, как все, и это ему очень нравилось.
Он был главой Совета старейшин и владел множеством вещей, о каких в Протекторате никто и мечтать не мог. Что ж, его положение несло с собой немало выгод.
Протекторат – который одни называли Камышовым королевством, а другие городом Печалей, – ютился на клочке земли между полным опасностей лесом с одной стороны и бескрайней Топью – с другой. Жители Протектората по большей части кормились с Топи. Учись хорошо, болотником будешь, твердили матери своим детям. Богатства, правда, не наживешь, но все лучше, чем ничего. По весне Топь прорастала побегами циринника, летом покрывалась цветами циринника, а осенью в ней созревали клубни циринника, и это не считая изобилия целебных и почти волшебных растений, которые можно было собирать, и готовить из них снадобья, и лечить этими снадобьями людей, и продавать настои торговцам с другого края леса, а торговцы эти увозили дары Топи далеко-далеко, в самые Вольные города. Но лес таил в себе множество опасностей, и пересечь его можно было лишь по Дороге.
А Дорога принадлежала старейшинам.
Правильнее было бы сказать, что Дорога принадлежала Герланду, главе Совета, а остальные старейшины имели в ней свою долю. Топь тоже принадлежала старейшинам. И фруктовые сады. И дома. И рыночные площади. И даже палисадники перед домами.
Вот почему семьи хозяев Протектората носили туфли, искусно сплетенные из тростника. Вот почему в голодное время их дети ели густой вкусный суп из даров Топи, а родители говорили им, что Топь сделает их сильными и здоровыми.
Вот почему старейшины, их жены и дети ели мясо, масло, пили пиво и были высокими, сильными, полнокровными.
В дверь постучали.
– Войдите, – буркнул Герланд, глава Совета старейшин, укладывая плащ красивыми складками.
Вошел Антейн. Его племянник. Он числился старейшиной-учеником, но лишь потому, что Герланд однажды поддался слабости и взял этого несуразного мальчишку под свое крыло, уступив требованиям его еще более несуразной матери. Впрочем, бранить мальчика было бы несправедливо. Он был неплохим парнем неполных тринадцати лет, старательно работал и быстро схватывал новое. Он ловко управлялся с цифрами, имел золотые руки и мог во мгновение ока соорудить удобную скамью для усталого старейшины. Против своей воли Герланд даже привязался к мальчику, почти полюбил его.
Но.
Антейн вечно что-то придумывал. Болтал о каких-то странных вещах. И все время задавал вопросы. Герланд насупился. Антейн был… как бы это выразиться… чересчур шустрым. Если он не исправится, с ним придется что-то делать. С кровью или нет, это уж как получится. Мысли об этом камнем лежали на сердце у Герланда.
– ДЯДЯ ГЕРЛАНД! – закричал Антейн. Неудержимый энтузиазм хлестал из мальчишки с такой силой, что Герланд едва не захлебнулся.
– Возьми себя в руки! – строго велел старейшина. – Сегодня у нас печальный день!
Мальчик вроде бы успокоился и опустил голову. Лицо у него было живое, взгляд по-собачьи преданный. Герланду даже захотелось потрепать племянника по голове.
– Меня послали, – сказал Антейн так тихо, как только мог, – сообщить, что остальные старейшины уже готовы. Чернь ждет на улицах. Все до единого.
– Все? Никто не прячется по домам?
– Кто ж осмелится – после того, что было в прошлом году, – пожал плечами Антейн.
– Жаль.
Герланд еще раз поглядел в зеркало, подправил краску на щеках. Он любил преподать урок жителям Протектората. Просто чтобы они не забывали, кто они такие. Он потеребил дряблую кожу на подбородке и нахмурился.
– Что ж, племянник, – сказал он, изящно взмахнув плащом (он отрабатывал этот взмах больше десяти лет и наконец достиг совершенства), – идем. Ребенок сам себя в жертву не принесет.
И он величаво выплыл из дверей. Следом за ним, спотыкаясь, шел Антейн.
* * *ОБЫЧНО ДЕНЬ ЖЕРТВЫ проходил со всей подобающей случаю торжественностью и серьезностью. Ребенка покорно