Лора Ли Гурк
Свадебный переполох
Пролог
Где-то в Северной Атлантике
Апрель 1904 года
Середина океана — не самое обычное место для роскошной свадьбы, однако если кто-нибудь и мог придать лоск подобному событию, то это мисс Аннабел Уитон.
Во-первых, она была американкой, что означало отсутствие у кого-либо сомнений в том, что она сможет достигнуть всего — чего бы ни захотела. Во-вторых, у нее имелись деньги, а они всегда помогали превратить желания в реальность. В-третьих, она была южанкой, и за ее любезными словами и очаровательными улыбками таилось упрямство — непреодолимое, как река Миссисипи. А если и этого казалось недостаточно, то Аннабел, как и любая невеста, могла похвастаться непоколебимой решимостью сделать все для того, чтобы ее свадьба удалась — чего бы ей это ни стоило.
Когда же ее желание выйти замуж в Англии встретило сопротивление семьи британского жениха — те хотели сыграть свадьбу в Нью-Йорке, — Аннабел держалась до последнего. А потом разработала компромисс: хотя многие из получивших приглашения вскидывали брови и усмехались, свадьба Бернарда Дэвида Аластэра, четвертого графа Рамсфорда, и мисс Аннабел Уитон из Джексона, Нью-Йорка и Ньюпорта должна была состояться на борту «Атлантика», самого роскошного океанского лайнера в мире.
Жених получил особую лицензию от архиепископа Кентерберийского, невеста выбрала белое атласное свадебное платье от Уорта, и девятого апреля 1904 года более сотни гостей из самых высших слоев общества собрались в Большом зале «Атлантика» — самом необычном месте для свадьбы.
Невеста не питала никаких иллюзий насчет причин, по которым многие влиятельные ньюйоркцы посетили эту церемонию. Ее отец мог сколько угодно вкалывать на Клондайке и оставить ей в наследство золотые копи, но ни один из этих аристократов даже не перешел бы улицу ради того, чтобы взглянуть, как одна из выскочек-нуворишей исполняет свою заветную мечту.
За пятнадцать минут до начала церемонии, пока ее горничная прикрепляла изысканный шлейф к платью, Аннабел стояла перед зеркалом и боролась с блеском на коже при помощи щедрой порции пудры. Она с гордостью думала о том, какой долгий путь прошла со времени своего первого выхода в свет. В ее воспоминаниях промелькнул бальный зал их дома в Джексоне — его сияющие электрические бра на стенах, выполненные в виде свечей, дорогие бордовые обои с настоящим золотым напылением, столы, ломившиеся от разнообразных закусок и напитков, и отполированный до блеска — но совершенно пустой — паркетный пол.
Вскоре после этого они продали дом в Джексоне и переехали в Нью-Йорк, но болезненный провал ее дебютного бала оказался лишь одним неприятным эпизодом из длинной череды оскорблений, нанесенных ее семье обществом, и вскоре Аннабел поняла, что ньюйоркцы ничуть не отличаются от жителей Джексона. Спустя три года она уже почти оставила надежду на то, что ее семья когда-либо перестанет подвергаться остракизму и будет принята в свете. Но потом появился Бернард…
Она улыбнулась, вспомнив тот вечер в Саратоге шесть месяцев назад и робкого утонченного джентльмена, пересекавшего зал, полный нью-йоркских девушек, чтобы пригласить на танец девчонку из Гузнек-Бенда, что в Миссисипи. Перед ее глазами снова возникло его красивое, типично английское лицо, и Аннабел вновь ощутила прилив нежности к своему жениху. Это чувство не было горячей и страстной любовью, но жених вполне ее устраивал; они с Бернардом сразу поняли друг друга, стали отличными компаньонами и испытывали друг к другу привязанность, а кроме того, имели общие планы на будущее.
Через пятнадцать минут она станет его графиней, и дорогие ей люди больше никогда не услышат презрительного шепота за спиной и злорадного смеха. А в будущем, когда у нее появятся дети, никто не станет смотреть на них… как на придорожную грязь. Ее дети будут относиться к привилегированному классу и получат все, что только сможет предложить им жизнь. А Дайна…
При мысли о младшей сестре ее охватило острое желание защитить ее, и Аннабел, глядя на собственное отражение в зеркале, поклялась, что Дайна никогда не узнает, каково это — дебютировать на балу, куда никто не явился.
Но как же любовь?
Аннабел замерла, вспомнив бархатный мужской голос чистокровного британского аристократа, — однако этот голос принадлежал отнюдь не ее жениху.
Опустив руку, сжимающую пудреницу, она по-прежнему смотрела на свое отражение, но видела теперь совсем другое… Видела синие глаза на смуглом худощавом лице и буйные черные волосы с непослушными прядями.
Аннабел нахмурилась, вспомнив о прошлой ночи — о лунном сиянии, о горячем паре и о желании, которое она увидела на лице Кристиана дю Кейна. И сейчас она смотрела в зеркало, но вместо себя видела там этого мужчину, видела его изогнувшиеся в улыбке губы и чуть опущенные темные ресницы — именно так он смотрел на нее, и именно так смотрят на девушек все «плохие мальчики», от чего девушки теряют остатки здравого смысла и в одно мгновение рушат собственную жизнь.
Но не только этот взгляд запомнился ей из прошедшей ночи…
Аннабел со вздохом закрыла глаза, вспоминая, как он взял ее лицо в свои широкие ладони. А затем…
Ей казалось, что губы его хранили вкус лунного сияния, а после его поцелуя все ее тело охватил нестерпимый жар.
Аннабел в отчаянии распахнула глаза и напомнила себе, что Кристиан дю Кейн, подобно змею из райского сада, лишь соблазнял и пробуждал сомнения, так что все это было… ненастоящим.
А вот Бернард был вполне реальным. Бернард — настоящий джентльмен. Бернард хотел жениться на ней, а Кристиан дю Кейн… Тот вообще не собирался вступать в брак.
«Но разве ты не хочешь любви?» — спросила себя Аннабел.
Пожалуй… нет, она не хотела любви — по крайней мере той, которую могли предложить «плохие мальчики» с их жаркими поцелуями и бесчестными намерениями. Однажды она уже испытала такую любовь с Билли Джоном Хардингом из Гузнек-Бенда, и это закончилось для нее разбитым сердцем и унижением. Ни одной девушке такая любовь не нужна.
«Ты совершаешь самую большую ошибку в своей жизни. Поверь мне…»
Эти слова Кристиана, сказанные ночью, эхом отозвались в ее памяти.
Поверить ему? Скорее она поверит змее!
Аннабел издала резкий смешок, от чего руки Лизы замерли. Маленькая ирландка горничная выглянула из-за плеча хозяйки, и ее пикантное личико выражало тревогу.
— Вы уверены, что все в порядке, мисс Аннабел?
— Все замечательно, Лиза, — ответила она, прилагая все усилия, чтобы поверить в свои собственные слова. Положив пуховку в серебряную пудреницу, Аннабел добавила: — Никогда не бывало лучше.
В голосе хозяйки не чувствовалось искренности, но Лиза, казалось, ничего не заметила — она снова занялась шлейфом. Аннабел же постаралась сосредоточиться и выбросить из головы этого мужчину и те сомнения, которые он пытался пробудить у нее на протяжении всей той недели,