Постоянная тошнота Ядвиги, даже под конец беременности, беспокоила ее. Она почти ничего не могла удержать в теле, а с ребенком ей понадобятся силы.
— Ядвига слишком устала, чтобы прийти? — спросила Бригида, пока работала. Это не удивляло под конец беременности. Хороший муж, как Никодим, с радостью сходил бы за лекарством, но она надеялась, что причина не была серьезнее.
— Нет, — Никодим сел за стол, опустил ладони перед собой, разглядывая дом. Чайник засвистел, и Бригида наполнила чашку и поставила перед ним. Пар поднимался над чашкой, в которую он смотрел, чуть хмурясь.
Он был немногословен, и когда приходил, обычно приносил еду из города, помогал по дому или в сарае, слушал ее. Но он был тут два дня назад. Вряд ли он пришел так далеко и скоро, чтобы выпить с ней чая.
— Тебя что-то беспокоит? — мягко спросила она?
— Да, — он вздохнул, плечи были напряжены, подняты к шее.
— Если что-то с Ядвигой, сразу говори. Я могу пойти к ней, если нужно.
Он покачал головой.
— Она в порядке.
— Тогда что тебя беспокоит? — явно что-то было.
Он кашлянул.
— Я пришел, потому что мне нужна твоя помощь.
Она стучала пальцами по столу, пытаясь скрыть любопытство.
Никодим поймал ее взгляд. Гость был мрачным, как призрак.
— Человек, зовущий себя Пророком Велеса, прибыл и собирает людей в Культ Велеса.
Ее пальцы застыли. Культ вернулся?
— Я думала, вы с твоей сестрой прогнали культ из Граната.
— Да, но у него тут союзник, вассал моего отца, и он защищает пророка. Богатый мужчина принял его. Мы не можем рисковать, ведь разборки с ним могут подвергнуть опасности народ Граната. Этот вассал использует вмешательство как повод воевать с моим отцом.
Полумесяц на ее ладони болел. Когда она в прошлый раз пошла против Культа Велеса, она все еще была с помощью Мокоши, и даже этого не хватило. Черная метка убила их. Она не могла еще раз так рисковать.
— Прости, но я не могу помочь, — Бригида встала.
Никодим тоже встал.
— У тебя есть сила остановить их — Метка Велеса, — он указал на ее ладонь.
Она скрыла метку другой ладонью.
— Я знаю, как работает Культ Велеса. Они женщинами защищаются от ведьм. Я не буду вредить женщине. Это идет против моих взглядов.
Он медленно шагнул вперед, потянулся к ней, но опустил руку.
— Я не просил бы, не будь мы в отчаянии.
Бригида смотрела на него настороженно и с любопытством, закрыв проклятую метку. Обычно серьезный и тихий, он сильно боялся Пророка Велеса, раз так эмоционально просил ее.
Может, был способ одолеть Пророка Велеса без убийств? Она же старалась успокоить лес без помощи Мокоши. Народ Граната знал ее, и они начали доверять ей. Может, она могла найти способ настроить их против пророка.
Она глубоко вдохнула.
— Я не буду вредить женщинам, но помогу тебе. Думаю, я знаю, как.
ГЛАВА 2
Солнце било по Каспиану с безоблачного неба. Он потянул за воротник, пот стекал по лбу, попадал в глаза. Чучело Маржаны из вязанок хвороста в старом васильковом платье мамы не было похожим на богиню зимы, какой он ее видел на гобеленах. В детстве это чучело пугало его, когда он стоял тут с папой, но теперь его тревоги не оставляли места такому страху.
Утро близилось к концу, а пришла только половина деревни.
— Почему бы не подождать еще немного? — прошептала мама.
— Не очень хорошо вышло, — отметил Страйек, качая головой. Он задержался дольше, чем ожидал, Каспиан думал, что дядя уедет дальше, когда снег растает, может, больше и не вернется. Но даже сейчас он не собирался уезжать. Он стал едкой занозой.
Крестьяне шаркали ногами, некоторые смотрели на него, маму или Страйека. В этом году расправа с Маржаной была тише, чем когда-либо. Обычно возвращение весны вызывало смех и радость. Но, в отличие от прошлых лет, когда ритуалом занимался папа, крестьяне были подавлены.
Не удивительно. Его правление ощущалось, как когда он носил сапоги папы в детстве, большие и твердые, который могли вот-вот упасть. Но он дорос до сапогов папы, мог дорасти и до этой новой роли. Со временем он надеялся, что народ полюбит его и будет уважать.
Потеря папы и многих других бросила тень на деревне. Им нужно было исцелиться, вернуть надежду и добро. Мама говорила снова и снова, что его первый ритуал задавал тон его правлению. Он долго думал, каким был этот тон. Папа правил железным кулаком, Каспиан днями репетировал речь, пытался подражать голосу и подаче папы, но слова запинались на его языке, словно мальчик в больших сапогах. Он видел, как папа каждый год исполняет этот ритуал, сколько он помнил. Но он стоял тут, и казалось, что все те воспоминания были вне его хватки, и он оставался ни с чем.
Мама чуть подтолкнула его.
— Может, все-таки начнем? — бодро спросила она.
Его эмоции были так заметны? Каспиан сморгнул мысли, вздохнув, кашлянул и шагнул вперед. Может, ему не стоило подражать папе. Нужно быть собой.
— Начнем…
Он хлопнул в ладоши, оттягивал момент.
— Долгая зима прошла и… мы приветствуем весну, — он указал на чучело Маржаны.
Кто-то кашлянул, но остальные молчали. Они глядели на него, реакция была скромнее, чем он надеялся. Но лучше было продолжать. Со временем станет лучше, а это был его первый раз.
Каспиан махнул Страйеку, и тот понял намек и взял факел. Он бросил его в чучело, а оно, облитое маслом, загорелось почти мгновенно.
Огонь вспыхнул, и Каспиан отпрянул от жара. Крестьяне восторженно охнули, когда чучело загорелось. Теперь стало естественнее. После пары минут огонь ослабел, чтобы Каспиан смог поднять чучело и понести. Он приблизился, огонь потянулся к его лицу, и Каспиан подавил желание закрыться от пламени.
Папа всегда уносил горящее чучело без колебаний, проводя ритуал со всей деревней.
Он не дал себе сомневаться, сжал нижнюю половину, которая не горела, и поднял чучело в воздух, а потом шагнул к реке Скаве, куда его нужно было бросить.
Мама и Страйек пошли за ним, он вел всех по извилистой тропе от поместья к реке, пересекающей деревню.
Они шли, и жители деревни запели:
— Маржана, Маржана, плыви по морям. Пусть все расцветает, зеленеют поля…
Их процессия двигалась по деревне, тени тянулись по земле перед ним, и на миг показалось, что папа шел рядом с ним.
Еще несколько крестьян присоединились к ним, и, чем больше их было, тем веселее они становились, песня была радостнее, они звали весну. Такой тон он хотел задать своему правлению — единство и праздник.
Они добрались до берегов реки, полной от снега, что растаял и наполнил ее холодной водой.
Скава радостно бурлила, и, пока он стоял на берегу, он вспоминал папу, стоящего