Читать «На берегу незамерзающего Понта»

Просто иногда такое случается среди белого и сизого, трещащего, почти ощутимого от холода густого воздуха, набравшего силы в ту самую единственную минуту, когда он перестает быть жизненно необходим. А жизненно необходимым становится то, что заслонило остальной мир.

В голове еще не отпечаталось. Глаза еще не выхватывают в толпе. Дыхание ровное. Только волоски на руках приподнялись, но это от низкой температуры, всего лишь замерзла. Не чувство — предчувствие. Однажды потом, много лет спустя, когда можно будет оглянуться назад, придет понимание: это случилось. Сейчас — случилось. И уже ничего нельзя остановить, потому что себя не остановишь.

Просто иногда такое случается…

— Как такое вообще могло случиться? — голосом настолько горестным, будто бы наступил конец света, спросила немолодая женщина с кресла напротив, оглядываясь назад на гогочущую почти в самом конце наполовину заполненного вагона первого класса компанию молодых ребят. — Меня муж ждет, дети… У нас гости сегодня, ничего не успею. Заплатить такую кучу денег, чтоб до вечера доехать до дома, а в итоге третий час стоять! Они хоть что-то делают?

«Хоть что-то» они определенно делали, каждые двадцать минут объявляя, что поезд стоит еще и следующие двадцать минут. Ток подавать уже перестали, отопление выключилось. Температура в вагоне ползла вниз.

— Наверное, свободные тепловозы закончились, — вяло отозвалась Полина. Голос ее был приглушен шарфом, за которым она прятала губы и нос. И только глаза уныло сверкали над бордовой шерстью.

В хвосте вагона раздался взрыв хохота, и она перевела взгляд в сторону шумных парней. Теперь их голоса и смех сопровождались простым ритмом, отбиваемым на скрытой от По́линого взгляда поверхности.

«У меня инструмент замерз!» — «Ты ща о каком инструменте?» — донеслось до нее сквозь гул. И снова взрыв. Только на сей раз струны. Гитара.

— Да его сюда пока пригонят, — продолжала причитать страдалица. — Мы в Одесской области? Или не доехали?

— Что это изменит?.. — Полина отвернулась к окну, за которым уже около часа ничего не было видно — стекло замерзло почти полностью, кроме небольшого пятна в середине. Поежилась. Спину начало сводить от неподвижности и желания согреться.

Соседка громко вздохнула. Ей вторил незамысловатый струнный перебор. Хороший инструмент. Только инструмент и хороший. Больше ничего хорошего.

«Мирош, текст дай хоть!»

«Снимать кто будет?»

— Ну, если в Одесской, — не отставала тетка, продолжая нудить на ухо, — то есть шансы до темноты вернуться. Первый раз поехала этим чертовым Хьюндаем! И, чувствую, последний!

В этот раз Полина промолчала, продолжая по-прежнему разглядывать белоснежную пелену. Ее тоже ждали, но надежд вернуться «до темноты» она не питала. Она вообще надежд не питала. А в мысли о промерзшем вагоне с промерзшими человеческими тушками среди степей в стиле постапокалипсиса прокралась идиотская мысль о том, как ненормальные, теперь буквально забаррикадировавшие собою выход, умудряются в таком собачьем холоде перебирать струны. Полина даже в двойных варежках уже не чувствовала кончиков пальцев.

От идеи попробовать ими пошевелить ее отвлек громкий голос, возвестивший на весь вагон:

— Ну что? Замерзли, да? Размяться никто не хочет? У нас не наливают, конечно, но есть и другие идеи. Женщина, вот у вас нос синий, вы его тереть пробовали?

Между рядами понеслись редкие смешки. Юноша выглядел, по меньшей мере, странно в пуховике нараспашку и без шапки. Все кутались — а этот горячий. Темно-русые отросшие чуть завивающиеся волосы заложены за уши, но кончики этих самых ушей краснеют от слишком низкой температуры. На щеках — пятна алого цвета, то ли от смеха, то ли от мороза. И белозубая улыбка во все лицо с чуть прищуренными глазами. Глаза тоже улыбаются.

Женщина что-то негромко ответила. И парень захохотал еще громче:

— Пробовали? Не помогло? Мне тоже не помогает! — теперь народ смеялся вслух, вместе с ним. Он, между тем, поднял глаза, ударился взглядом прямо о Полину, а потом заскользил мимо. Показалось. Не в нее, просто в лица. Когда смех смолк, парень продолжил: — Короче, расклад такой. Скучно стоим. Попробуем стоять веселее. Кто хочет — выходите к нам, попрыгаем вместе. Все просто — можно и сидя. Сначала ударяем по полу правой ногой, вот так, — демонстративно топнул, — потом левой. В конце хлопок. Делаем вместе и в заданном ритме. Правой-левой-хлопок, — слова продолжали сопровождаться демонстрацией, но только теперь вместе с ним топали и хлопали остальные ребята с жизнерадостными рожами.

— Не стесняемся, повторяем, ну! — покрикивал их заводила. И топот в вагоне стал ощутим настолько, что, казалось, пол шатается. — Узнаем, да? Узнаем?

— Вот нечем людям заняться, — проворчала Полина себе под нос и нахохлилась еще сильнее.

— Все узнали? Отлично! А теперь мне нужен доброволец, которого мы назначим снимать шоу Оркестра продрогших сердец. Мы же хотим стать звездами Ютуба? Девушка! Девушка, шарф бордовый! Стучать или снимать?

Полинкины брови удивленно взлетели и уперлись в край шапки, когда она поняла, что предводитель клоунов из Хьюндая обращается к ней.

— Рукавицы снимите! — продолжал он распоряжаться, направляясь к их со страдалицей креслам под хохот окружающих — люди оживились. Когда хоть что-то происходит — это лучше, чем ничего. Ничего, растянувшееся на несколько часов кряду. — Станете тут на проходе, чтобы по центру, ok? А то, кажется, уже примерзли к своему креслу.

Она демонстративно пожала плечами, но, подумав, проговорила — очень медленно, чтобы не было слышно, как стучат зубы:

— Тут все такие.

Замешательство — всего лишь секундное. Хотя и того хватило, чтобы он разрешил себе перейти на «ты». И, словно бы между делом, прозвучало:

— Но только у тебя цвет лица сливается с обивкой. В песне… сейчас услышишь… будет про это — в припеве, — теперь он был очень близко. Наклонился, подавая ей руку. Ладонь без перчатки. Смеющиеся глаза — сощуренные, с ресницами, тенью ложившимися на красные щеки. И тихо, чтобы слышала только она: — Зато в кадр не попадешь.

— Сильно надо?

— Ну никакого покоя, а! — в одно мгновение вышла из спящего режима соседка, активизировав все свои гневные функции разом — на мороз, на поезд, на наглецов, попытавшихся развлечь одеревеневший от холода народ. До этого она просто недобро зыркала, игнорируя «репетицию». — И так настроения нет, еще вы тут!

— Да мы все тут… — не растерялся парень. — И надолго.

— И концерт надолго? — вздохнула Полина.

— Если оператор не запорет дубли, то нет. Ну… или если не начнут вызывать на бис.

— На би-и-ис… — ворчливо протянула Полина, но все же поднялась со своего места, к которому, и правда, начала почти примерзать. Выбралась в проход и подошла к парню. — Ну, давай телефон, Фредди.

— Я создаю праздничное настроение! — трубка, протянутая ей. Кончики ледяных пальцев. До звона в ушах. Тяжесть смартфона в ее ладони и его удаляющийся затылок. Энергичной походкой