Читать «Танцы со смертью: Жить и умирать в доме милосердия»

Берт Кейзер
Танцы со Смертью
Жить и умирать в доме милосердия

Bert Keizer

Het refrein is Hein

Leven en sterven in een verpleeghuis

* * *

Издательство выражает признательность за поддержку Нидерландскому литературному фонду (Nederlands letterenfonds dutch foundation for literature)

«Читателя! советчика! врача!»[1]

Перед нами книга, напоминающая путевой дневник (он и начинается с поездки в автомобиле). Рассказчик, врач-геронтолог в амстердамской больнице Де Лифдеберг (см. Предисловие автора), совмещающей в себе обычную клинику, дом престарелых и хоспис (последнее пристанище умирающих), странствует от одной человеческой судьбы к другой, от одной смерти к другой. Пациенты умирают естественной смертью, но и не только. В Нидерландах, как и в некоторых других странах, легализована эвтаназия: добровольный уход из жизни с помощью врача, если физические страдания неизлечимо больного становятся для него невыносимыми.

А. А. (Берт) Кейзер родился в 1947 году в Амерсфоорте, получил философское, а затем и медицинское образование, был врачом в Кении, в настоящее время работает в Амстердаме. Он выпустил несколько книг, завоевавших популярность в Нидерландах и получивших известность в Европе, Южной Америке и Японии.

Разговорному рифмованному афоризму заглавия книги Het refrein is Hein не так-то просто найти эквивалент на другом языке. Эти слова – вторая половина приводимой в тексте сентенции: «Het leven mag een lied zijn, maar het refrein is Hein» [«Жизнь может быть песней, но рефрен – Смерть»]. Hein, папаша Хейн, братец Хейн – персонификация Смерти в германском фольклоре, где Смерть не Она, а Он, Скелет с косой, в плаще с капюшоном.

По-русски книга озаглавлена Танцы со Смертью. Этот мотив проскальзывает в двух-трёх местах текста, в том числе и как воспоминание рассказчика об иллюзиях в бытность студентом-медиком «увидеть себя танцором в тесном объятии танго со Смертью». Русское заглавие продолжает список аналогичных переводов заглавия книги Берта Кейзера на другие европейские языки: Dancing with Mister D. [Танцы с мистером D.], то есть со Смертью: D – Death, Смерть (англ. перевод, сделанный самим автором, 1997); Stram tango med döden [Танго вплотную со смертью], шведск., 1996; Danzando con la Muerte [Танцы со Смертью], исп., 1997; Danse avec la Mort [Танец со Смертью], фр., 2003; Dançando com a Morte [Танцы со Смертью], порт., 2008. Только немецкий (1997) и японский (1998) переводы выпадают из этого круга: Das ist das Letzte [У последней черты] и Shi wo motomeru hitobito [Люди, что жаждут смерти].

Автор (в книге – Антон) ведет повествование от первого лица, выступая практически под своим собственным именем (полное имя Берта Кейзера – Альбертюс Антониюс). Его оттеняют двое коллег, врачи Яаарсма и Де Гоойер. Антону неизменно сопутствует старшая медсестра Мике, которая в самые трудные минуты всегда рядом. Эпизодически появляется тот или иной врач-консультант или кто-либо из обслуживающего персонала.

От страницы к странице Антон ведет диалоги с обреченными пациентами этого нескончаемого путешествия: измученными, исхудавшими до последней степени страдальцами/страдалицами, каждый/каждая из которых, в сущности, еще до своей смерти становится собственной тенью.

От страницы к странице знакомишься с жизнью поступающих в клинику и умирающих на твоих глазах пациентов. Краткие, точные зарисовки. Некоторые персонажи присутствуют лишь на протяжении одного-двух абзацев. Других, вместе с Автором, навещаешь в нескольких главах книги. Находишься рядом при осмотре пациентов врачом, переживаешь их смерть, присутствуешь при их отпевании в церкви, на похоронах. Видишь разное отношение ко всему этому их родных и близких. Принимаешь убийственную иронию Автора и разделяешь его же искреннее сочувствие.

Протяженная галерея самых разных людей, картины взаимоотношений между пациентами, их родственниками, медицинским персоналом больницы, рассуждения о разных сторонах и проблемах медицины – характерные черты литературы нон-фикшн, с ее героикой факта, ее интересом к реальному человеку, не герою художественного произведения. Такая литература, всё более завоевывающая мировые позиции, отвечает интересам читателей к всестороннему, глубокому знанию окружающей нас действительной жизни. Люди хотят видеть в книгах не вымышленный беллетристический мир, не художественно выписанных героев в художественно измышленных обстоятельствах, а самих себя.

Профессиональный взгляд медика, пронзительная точность натуралистических описаний, включая физиологические отправления и вскрытие трупов, буквально превращают читателя в соучастника всего, что происходит с каждым из персонажей. Присутствуешь при диалогах Автора с живущими и с умирающими о жизни и смерти, о вере и неверии; вдумываешься в его размышления о науке, о врачевании, о призвании подлинного врача – и о враче как функционере от медицины; вслушиваешься в рассуждения: имеют ли смысл поиски смысла жизни? в чем состоят жизненные ценности? можно ли воспринимать раздельно душу и тело? – Вечная проблема несовместимости веры и знания: я знаю, что умру, но я в это не верю.

Здесь ничто не остается за кадром. Мы проникаем в душевное, физическое, физиологическое состояние мучительно страдающих, умирающих пациентов. Врач проходит последний путь с каждым из своих подопечных. Последние месяцы, недели, дни, часы, минуты жизни – почти всегда круги ада, всё круче спускающиеся в бездну небытия. Но мрачные пути человеческой жизни не исчерпываются картинами адских ландшафтов. На страницах книги встречаешь и просветленное спокойствие перед лицом смерти, видишь стойкость и душевное благородство, противостоящие безысходности.

Заметное место отведено в книге двум священнослужителям: католическому священнику и протестантскому пастору. Они беседуют с пациентами, отпевают умерших, участвуют в погребении. Автор часто общается с ними, ведет дискуссии о Боге, о месте религии в нынешней жизни. Интеллектуальная честность Автора проявляется в открытом провозглашении неверия в Бога, притом что он проникнут глубинной сутью христианской этики, но не выставляет свое отношение напоказ. С чуткостью и пониманием относится он к трагическому положению своих пациентов, и они отвечают ему трогательной признательностью и доверием. Видишь, с какой болью и самоотверженностью он помогает им достойно уйти из жизни, фактически становится для каждого из них духовным отцом. При этом он остается один на один со своей совестью. Он не принимает повсеместного выхолощенного обрядоверия, лживого и лицемерного восхваления очистительной роли страданий, его возмущает кичливое бесстыдство Церкви, вся эта бездумная «божественная комедия». Для него невыносима бутафория церковной службы «на исходе догмы», оскорбительная для памяти его пациентов, душевную связь с которыми – после их ухода из жизни – он ощущает особенно остро.

Вместе с автором переходишь от больного к больному, в рутине повседневной жизни больницы, вместе с автором оплакиваешь смерть этого мужчины, этой женщины, и каждая смерть становится твоей собственной невосполнимой утратой.

Не сразу, не с первых страниц, но в какой-то момент чтения тебя вдруг пронзает мысль, что ты, в сущности, сопутствуешь современному Данте, которого направляет его неизменный Вожатый,