Читать «Противоборство Тьме»

Город стреляет в ночь дробью огней,Но ночь сильней, ее власть велика…

Этот сон снится мне очень часто, почти каждую ночь на протяжении последних двух месяцев. Закрываю глаза, стараясь яснее воссоздать в уме произошедшее.

Небольшая стоянка в лесу. Горит костер, над ним котелок с закипающей водой. На подстилке из ветвей раскинут спальник, рядом аккуратно уложен рюкзак. На этот раз я не утруждал себя палаткой, благо погода позволила обходиться без нее. Спокойно уселся на притащенном бревнышке, как раз собрался открыть банку консервов и полакомиться.

Вот появляется она. Словно солнце, озаряющее унылый пейзаж, или свежий ветерок, подувший в душный жаркий день. Раздвигает кусты и выходит на поляну прямо передо мной. Она делает это так естественно, будто мы договаривались о встрече заранее.

Я зажмуриваюсь крепче, чтобы видеть ее облик перед глазами как можно ярче.

Она выглядит потрясающе. Настолько, насколько это вообще возможно под небом. В ее внешности все — и женственные объёмы, за которые хочется подержаться, и девичья стройность, приятная глазу. Идеальная грудь, невероятно узкая талия, чертовски соблазнительные бедра. Самый безумный художник не изобразит столь выдающихся и вызывающих изгибов тела.

Она кажется невероятно близкой, доступной и притягивающей, ее взгляд обещает неземные удовольствия и манит к себе. В тоже время, есть в ней отпечаток невинности и загадочного целомудрия.

Не могу точно вспомнить цвет волос и глаз. В снах я вижу ее то голубоглазой блондинкой, то зеленоглазой брюнеткой. Иногда, как например сейчас, она приходит шатенкой.

— Привет! — говорит гостья.

Я вскакиваю и начинаю что-то лепетать в ответ. Простое «привет» выбивает из меня способность мыслить здраво. Кто она? Откуда здесь? Эти вопросы меня совершенно не интересуют. Она не произносит больше ни слова, но подсознание услужливо подсказывает — дочь лесника.

Логики в этом никакой, но затуманенный разум принимает версию с легкостью. Кто она — не главное. Главное — внешность, осанка, грация, манера держаться. Всего лишь воспоминание о ее голосе будоражит до мурашек на спине.

Она садится, я отдаю свои консервы, достаю из рюкзака хлеб, сладости, делаю чай. Я бегаю вокруг, суечусь, заглядываю в глаза, стараясь угадать и предвосхитить любое желание. Она принимает ухаживания благосклонно и это настолько заводит, что я готов служить ей всю оставшуюся жизнь.

Воспоминания путаются, появляется несколько лакун. Видимо, мозг отключался от переизбытка эмоций.

Вот она сидит у костра и, вытянув вперед руки, греет ладони над огнем. Я рядом, смотрю на нее с видом готового служить пса.

Вот она потягивается, и мои глаза расширяются от открывающегося зрелища.

Она встает, нагибается, чтобы подбросить ветку в огонь. Я, не дыша, смотрю на невероятно идеальные ягодицы. Первый раз в жизни во мне рождается желание взять женщину силой. Дергаюсь, но в этот момент она оборачивается и одним взглядом ледяных глаз осаживает мой порыв. Я опять покорен и готов служить.

Даже два месяца спустя, даже видя все во сне, я невероятно возбуждаюсь. Воспоминание о ее теле моментально приводит меня в состояние готовности.

Она подходит и небрежно целует в губы. Из головы улетучиваются последние остатки разума, я бросаюсь на нее, как дикий зверь, она обхватывает меня руками и ногами. Мы падаем на землю, срывая друг с друга одежду. Я беру ее, раз, два, не помню сколько раз. Она стонет от наслаждения и извивается змеей. Я изливаюсь раз за разом, но возбуждение не пропадает, напротив, лишь нарастает. Я чувствую, что дыхание сбивается, сердце не справляется с заданным ритмом. Она тоже это чувствует.

Толчок бедрами, я падаю на спину. Секунда — она уже сидит верхом, и мы продолжаем бешеное спаривание. Я чувствую, как последние силы покидают тело, она словно высасывает их из меня, но я этому только рад. Я хочу отдать всего себя, всю жизнь, всю энергию, разум и душу, лишь бы продлить хоть на мгновение блаженство обладание ею. Взгляд затуманивается, сознание покидает обессиленную плоть на пике наслаждения.

Открываю глаза, весь в поту. Смотрю вниз — так и есть, одеяло скомкано, трусы мокрые. Опять эякуляция от одного только сна.

— Доброе утро, Глеб! — входя, поприветствовал меня медбрат Герман, — Как самочувствие?

Бросив взгляд на одеяло и трусы, он нахмурился.

— Опять этот сон?

Молча киваю.

— Ну ладно, ничего страшного. Поднимайся, сходи в душ. Тебя главврач сегодня ждет, так что приведи себя в порядок. Трусы кинешь в стирку, чистая одежда в шкафу. После завтрака пойдешь к главному.

Я опять кивнул, Герман вышел из палаты, оставив на столе поднос с едой.

Нехотя поднявшись с кровати, я подошел к окну. На улице уже ярко светило солнце, зеленела листва, пели птички. Вот только все это казалось мне серым и неинтересным. Слишком блеклое солнце. Недостаточно яркая зелень. Тусклый день. Убогий писк птиц. Самое яркое и блистательное событие в моей жизни произошло два месяца назад, ничто даже близко не сможет сравниться с этим. Но жить надо, а значит придется заставлять себя действовать.

Сходил в душ и переоделся. Хорошо здесь, в главном госпитале Мариенвердера, завтрак вот в палату носят. И какой завтрак! Королевский, одно слово. Хотя, откуда мне знать, что едят короли. Знаю одно — в повседневной жизни я бы такой завтрак смог себе позволить явно не каждый день. Тут и бутерброды с икрой, и жареное мясо. Фрукты, овощи, соки, сладости, кофе — чего только нет.

Ем, но вкуса не чувствую, просто наполняю желудок, потому что так нужно. Чтобы жить, ходить, разговаривать — нужна энергия. Механически работаю челюстями, перемалывая пищу, а память опять возвращается к событиям двухмесячной давности.

Надоедливый треск. Гром? Нет, это звуки выстрелов! Я открываю глаза и вижу ее обеспокоенное лицо. Она встает с моего тела и, нахмурившись, вглядывается в ночную тьму. Меня лихорадит, трясет, сердце выпрыгивает из груди, дыхание с хрипом едва вырывается изо рта, но я продолжаю смотреть на нее, наслаждаясь чудесным присутствием. Звук выстрела звучит совсем неподалеку.

Она поворачивается ко мне, улыбается. У меня нет сил двигаться, но всем нутром я тянусь к этой улыбке. Для меня в ней — все! Она наклоняется и целует в щеку.

— Элькуенейти, — шепчет на ухо, потом поднимается.

Несколько шагов, и она скрывается с поляны так же легко и непринужденно, как появилась. Я полностью опустошен, раздавлен. Жизнь покидает тело, начинается агония.

Утолив голод, оставляю недоеденное на столе, умываюсь и выхожу в коридор. По широкой лестнице спускаюсь на первый этаж клиники. Чисто, я бы даже сказал, стерильно. Цветы в кадках. Для меня это не более, чем зарисовки из детского диафильма. Не замечая встречных людей, прохожу к кабинету главврача. Стучу и, не дожидаясь приглашения, вхожу.

— А, Глеб. Здравствуй, Глеб, садись, — приветствует меня главный, —