Читать «Последний крестовый поход»

В настенных динамиках прозвучал корабельный колокол. Три коротких отрывистых удара — полдень по универсальному времени. Это означало, что мне пора заглянуть в сервисный отсек, к бригаде техников, отвечающей за обслуживание десантной техники нашей роты.

Ждали там, скорее всего, вовсе не меня, но в поступившем сообщении требовали обязательного присутствия капрала второго отделения, а с недавних пор обязанности младшего сержанта исполнял я.

Я отложил книгу с описанием жизни и деяний Святого Пророка, которую любил перечитывать в часы досуга, и одним движением поднялся с койки, ухитрившись попасть сразу обеими ногами в ботинки.

На самом деле я не верил в приметы, ведь это мракобесие и грех, как утверждает наш корабельный настоятель, но столь прицельное попадание означало только одно: денёк сегодня на редкость удачный.

Я наклонился и завязал шнурки. Выпрямился. Расправил плечи. Поводил головой из стороны в сторону, хрустнув шейными позвонками.

Со стены каюты на меня ободряюще смотрел голографический портрет Пророка, словно благословляя любые мои сегодняшние дела.

Лицо Святого было знакомо каждому десантнику-тамплиеру. Глядя на него, солдаты как в зеркало смотрелись.

Со стороны могло показаться, что этот человек приходится родным отцом всем нам.

Потому что наши боевые тела были клонами, созданными из генетического материала Пророка.

Портреты святого, некогда спасшего человечество от самоуничтожения, висели повсюду на корабле, за исключением разве что только санитарных зон.

Впрочем, столь благостной голограмма была не всегда. В дни «Д», перед началом боевой операции, взгляд святого становился тяжёлым и суровым. Видимо, военные психологи когда-то посовещались и решили, что строгое выражение лица Пророка-отца будет настраивать на нужный лад всех его «детей».

Я всегда считал это лишним, ведь гневные крики нашего ротного мотивируют куда эффективней, чем безмолвное цифровое изображение.

— К технарям собрался, братишка? — прозвучал голос с верхней койки.

Я обернулся и встретился глазами со своим боевым товарищем, Олегом Черновым. Как и в случае с портретом Пророка, я словно в зеркало посмотрел. А причина всё та же: общее генетическое наследие.

— К ним самым.

— Если эти лилипуты не возьмут тебя в плен, загляни на обратном пути в камбуз. Захвати мне пару литров компота и четыре булочки.

— Олег, сходил бы ты к медикам, а лучше — к астронавигаторам. Похоже, в твоём желудке образовалась чёрная дыра. Куда столько есть? Обед же скоро.

— Упадок сил у меня. Все калории оставил утром на тренажёрах, а сегодня придётся ещё с оружием и броней возиться, — объяснил мой товарищ и с лёгкой обидой в голосе добавил: — Но если вам сложно, господин младший сержант, то забудьте о моей просьбе, я сам схожу.

— Да принесу я тебе булок и компота. Принесу. Ты не думай, что как только меня поставили на место Ефремова, то я сразу зазнался. Дело тут в другом. О тебе ведь беспокоюсь: влезет ли твоя задница завтра в скафандр.

— Пф-ф. А как иначе? Материал же сверхпластичный. И размер универсальный, рассчитанный на любого из нас.

И ведь не поспоришь — так оно и было.

Я махнул рукой и вышел из каюты.

Основной состав нашей роты служит вместе довольно продолжительное время. Жизнь на борту космического корабля у нас идёт размеренно, по единому расписанию. Большинство обзавелось схожими привычками. Все десантники выглядят словно близнецы-братья, и только перед боем становится заметно, что мы разные.

И это самый простой пример, когда еда в меня не лезет за пару дней до высадки, а у Олега, наоборот просыпается бешеный аппетит. Впрочем, Чернова перевели к нам не так уж и давно, чуть меньше года назад. Возможно, этот жор у Олега когда-нибудь исчезнет. Поговаривают, что в гарнизоне на орбите Юпитера, его предыдущем месте службы, были серьёзные проблемы с провиантом.

Подозреваю, что причина тут иная. Как-то я имел разговор на эту тему с профильным доктором на очередном скучном медосмотре. Наш корабельный мозгоправ заверил меня, что всякие разные странности в поведении солдат накануне начала военной операции, являются нормой и связаны с таким психическим атавизмом, как страх смерти.

Да-да, именно атавизмом, ведь с рациональной точки зрения, нам, десантникам-тамплиерам, бояться совершенно нечего.

Ведь в наши буйные головы вшиты скоростные беспроводные передатчики. В случае смертельного ранения, душа и разум солдата за наносекунды перемещаются в приёмник клон-блока. Хоп! И через несколько минут тамплиер готов идти в атаку, в свежем теле, заранее выращенном для второй попытки, третьей и так далее.

Между смертью и новой жизнью у нас есть всего лишь несколько минут короткой передышки.

На самом деле всё не так быстро. Полчаса в среднем. Надо ведь ещё в себя прийти, заново одеться, вооружиться, получить свежие данные о текущей обстановке и уже только после этого возвращаться в бой…

Предаваясь размышлениям о нюансах современной военной службы, я довольно быстро преодолел добрый километр извилистых коридоров, ведущих к техническому боксу.

Широкие автоматические двери разошлись, и я вошёл внутрь.

Здесь сильно пахло ладаном и горячим железом. В самых разных местах искрила сварка и раскатисто гремел металл, то есть полным ходом шли приготовления к завтрашней операции.

Я направился к главе механиков, технодиакону Вадиму Обухову, фиолетовый балахон которого ярким пятном выделялся около одного из десантных катеров.

— Отец Вадим, добрый день, — громко обратился я, приблизившись к нему со спины.

Коротышка мгновенно повернулся ко мне, откинув свой капюшон на плечи. Я слегка вздрогнул. Не знаю от чего именно: от столь резкого движения, которого я не ожидал, или то была реакция на особый внешний вид Обухова. Надо бы не забыть спросить психолога ещё и об этом на ближайшем медосмотре.

Всем на нашем транспортнике был знаком облик технодиакона, но некоторым — только на словах. Обухов всегда носил капюшон, скрывавший его лицо. Простые солдаты редко встречались с ним на близком расстоянии. Да мы вообще не часто пересекались с технарями: низкорослые, действительно чем-то похожие на сказочных гномов, механики обитали в своей секции корабля, ели и отдыхали отдельно от остального состава. Они и перемещались не как все, а по узким техническим коридорам, куда нам, широкоплечим великанам-десантникам было просто не поместиться.

Лысый череп старика покрывали ржавые пятна. В обе глазницы Обухова были вмонтированы кибернетические импланты, морщинистая кожа вокруг них казалась воспалённой. Острые металлические зубы в открытом рту сверкали серебром. Мелко тряслась жидкая рыжая бородёнка, в которой застряла (или она там росла?) стальная стружка.

Технодиакон считал мою фамилию, вышитую на футболке с левой стороны груди. Секунду-другую его взгляд, словно лазер снайпера, рыскал по мне, видимо, в поисках подсказок к моему званию, но таковых не нашёл.

— Фоменко, значит. Ну, доброго дня, сынок. Чем обязан?

— Младший сержант Фоменко. Явился сюда по поводу сообщения, которое вы нам с утра направили по внутренней связи, — сказал я и решил уточнить: — На самом