Хаким уже должен был бы обладать этой информацией. Он должен был бы проснуться с ней. Если бы не это их идиотское восстание. Но они выбрали самоослепление, выжигая свои линки, вырезая себя из самого сердца нашей миссии. Так что теперь мне приходится всё это объяснять. Приходится это показывать. Мгновенное понимание, которое было у всех нас потеряно безвозвратно: один давний припадок злобы – и мне приходится использовать слова, набрасывать диаграммы, кропотливо выдавать коды доступа и токены безопасности, и всё это, пока время неумолимо утекает сквозь пальцы. Я надеялся, что, может быть, после всех этих утонувших в красном смещении тысячелетий, они передумали. Но взгляд Хакима не оставляет места для сомнений. Для него это случилось вчера.

Я стараюсь. Выдерживаю строго профессиональный тон, фокусируясь на фактах: отмена стройки, хаос и инерция, надвигающееся уничтожение, безумная и неподдающаяся логике необходимость пройти сквозь звезду, вместо того, чтобы обойти её.

— Что мы здесь делаем? — спрашивает Хаким, как только я заканчиваю.

— Издалека это место выглядело идеально, — я показываю на тактический монитор. — Шимп даже отправил фонов, но… — я пожимаю плечами, — чем ближе мы подходили, тем менее идеальным оно становилось.

Он молча смотрит на меня, и я добавляю контекста:

— Насколько мы смогли понять, что-то огромное прошло через эту систему несколько сотен тысяч лет назад и выбило всё из равновесия. Ни одна из планетарных масс даже не на плоскости эклиптики. Мы не можем найти тут ничего с эксцентриситетом орбиты меньше чем шесть десятых и здесь до черта мусора, крутящегося в ореоле, но к моменту, когда пришли эти данные, мы были уже за точкой принятия решения. Теперь нам остается только пристегнуть ремни, прорваться через бездорожье и, закрутив гравитационный маневр, вернуться на трассу.

Он качает головой:

— Что мы здесь делаем?

А, так вот что он имеет ввиду. Я открываю интерфейс, откручивая время для красного гиганта. Он подрагивает в объеме монитора как фибриллирующее сердце.

— Красный гигант – неправильная переменная звезда. Это и было последней каплей.

Не то чтобы мы сможем пройти через игольное ушко лучше, чем Шимп (хотя Хаким, конечно же, будет пытаться всё то недолгое время, что осталось у него в запасе). Но у миссии есть параметры. А у Шимпа есть  алгоритмы. Слишком много неучтенных переменных – и он будит теплокровных. Это, в конце концов, то, для чего мы здесь.

И это единственное, для чего мы здесь.

Хаким спрашивает еще раз:

— Что мы здесь делаем?

А-а...

— Ты специалист по расчетам, — говорю я после паузы. — Один из них, — из скольких тысяч, что спят у нас в криптах.

Неважно. Они все равно уже все знают про то, что я сделал.

— Видимо, просто подошла твоя очередь, — добавляю я.

Он кивает:

— А ты? Ты теперь тоже специалист по расчетам?

— Нас будят попарно, — говорю я мягко. — Ты и сам это прекрасно знаешь.

— То есть у тебя тоже просто подошла очередь.

— Слушай…

— И это никак не связано с тем, что твой Шимп хотел иметь под рукой свою любимую марионетку, чтобы приглядывать тут за всем?

— Черт, Хаким, что ты хочешь, чтобы я сказал? — я развожу руками. — Что нам нужен в смене кто-то, кто не попытается обесточить его при первой же возможности? Ты думаешь, что это необоснованно, учитывая то, что случилось? — но ведь он даже не знает, что случилось, он в этом не участвовал.

Хаким спал, когда произошел бунт. Но кто-то ему, наверняка, рассказал, пронеся этот рассказ через целые эпохи. Бог знает, сколько из того, что он слышал – правда, а сколько-ложь и легенды.

Вот так –