Читать «Три вещи, которые нужно знать о ракетах. Дневник девушки книготорговца»

Jessica Fox

THREE THINGS YOU NEED TO KNOW ABOUT ROCKETS

A Real-Life Scottish Fairy Tale

Перевод с английского Ирины Никитиной

В целях защиты частной жизни участников событий имена и описания были изменены, персонажи наделены чертами разных людей, а некоторые детали опущены.

© Jessica Fox, 2013

© Никитина И. В., перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2020

КоЛибри®

На экране компьютера белела страница Google с набранными в поисковой строке словами «букинистический магазин Шотландия», осталось лишь нажать Enter. Я закрыла глаза. Я видела все настолько четко, словно уже была там. Будет холодный, промозглый день, я буду сидеть, закинув ноги на длинный деревянный прилавок. В книжном магазине, за несколько вселенных от Лос-Анджелеса, в маленьком шотландском городке у самого моря я буду наслаждаться будничным уединением… В магазинчике будет тихо и пусто, а я буду взглядом мечтательно скользить по пейзажу за окном, рассматривая зеленые холмы и море вдали.

«Это сумасшествие».

Посвящается Шону,

а также моим родителям и родным, живущим по обе стороны Атлантики, без которых этого приключения никогда бы не произошло

Странствие героя Джозефа Кэмпбелла

Призыв к приключениям.

Отказ откликнуться на призыв.

Покровительство сверхъестественных сил.

Испытания.

Апофеоз.

Награда.

Отказ от возвращения.

Пересечение последнего порога.

Свобода жить.

Есть три вещи, которые нужно знать о запуске ракеты. Первое: если сесть слишком близко, вас убьет звуковой волной. Оказавшись в толпе зрителей, с трудом разместившихся в два ряда на металлической трибуне, мы сидели под жарким флоридским солнцем в нескольких милях от пускового комплекса, с нетерпением ожидая предстоящего зрелища. И вдруг что-то произошло – где-то вдалеке, по ту сторону раскинувшегося перед нами водоема.

Второе, о чем следует помнить: во время запуска ракеты возникают звуковые волны, способные убить человека, однако, как это ни странно, первое впечатление, возникающее у зрителя в этот момент, – это абсолютная тишина. Тишина, в которой я и мои соседи по трибуне в изумлении наблюдали за тем, как из сопла вырвались сперва серебристые клубы, затем белые и наконец – пламя. Тишина, в которой жена и ребенок одного из космонавтов, стоявшие рядом со мной, беспомощно наблюдали за происходящим, пока шел обратный отсчет. Тишина, в которой огромная волна, самая настоящая волна, неслась по водной глади, заставляя рыб выпрыгивать из воды, пока наконец не достигла берега, а затем врезалась в наши барабанные перепонки, накрыв нас с головой.

И третье, о чем нельзя забывать: это стремление отнюдь не новое, а напротив – давнее, можно даже сказать, древнее. Наблюдать, как эти храбрые первопроходцы в крохотном летательном аппарате бросают вызов земному притяжению, было зрелищем поистине фантастическим – все равно что видеть, как факты и метафоры, сливаясь воедино, неожиданно оживают. Происходившее, минуя логику, резонировало напрямую с нашим первобытным подсознательным, добиралось до самой сути того, что значит быть человеком, до нашей бесстрашной, ненасытной природы – движимая любопытством, она гонит нас прочь из дома на поиски неизведанного.

…жизнь [художника] не может не быть полна конфликтов, поскольку две силы воюют в нем: с одной стороны, вполне оправданное стремление нормального человека к счастью, удовлетворенности и безопасности, а с другой стороны – неудержимая страсть к творчеству, заходящая так далеко, что она подавляет любое личное побуждение. <…> Личности приходится дорого платить за божий дар творческого горения[1].

У любой истории есть начало, ну, или так нам кажется. Начало, середина и конец – эти три составляющие создают ощущение реальности, словно столпы, на которых все держится, которые всегда были и всегда будут. Если бы кому-нибудь пришло в голову нарисовать их на бумаге, он изобразил бы эти монолиты четко очерченными, цельными и независимыми друг от друга.

Однако, если присмотреться, становится видна их эфемерная природа. Некая однозначная точка отсчета, которую мы привыкли принимать за «начало», в действительности напоминает облако, состоящее из бесконечной череды моментов, каждый из которых можно дробить несчетное количество раз. В этой связи напрашивается вопрос: а есть ли вообще отправная точка? Или же каждый из нас благодаря простому факту своего существования преобразует мир вокруг, добавляя в него сюжеты собственной жизни, а любая история берет начало вовсе не вовне, а внутри нас? Всем нам знакомая фраза «давным-давно жили-были», казалось бы знаменующая начало повествования на первой странице книги, на самом деле служит лишь отражением того, что истинным источником являешься, и всегда являлся, ты сам.

Гудки автомобилей и тарахтение выхлопных труб сливались в единое нарастающее крещендо. Я сидела в машине, поджариваясь под палящим голливудским солнцем. В свои 25 я была твердо убеждена: вот так и оборвется моя недолгая жизнь. Меня найдут на водительском сиденье наполовину высунувшейся из открытого окна, застрявшей в пробке на лос-анджелесском шоссе и скончавшейся от перегрева и изнеможения.

Щурясь от яркого света, я напрягала глаза, стараясь разглядеть растянувшуюся впереди вереницу автомобилей. На бульваре Силвер-Лейк обычно не бывало заторов, но сегодня поток встал намертво. Изнывая от жары и нетерпения, я высунулась в окно. Рядом с дорогой раскинулся пересыхающий водоем, который и подарил бульвару такое название. Как и многое другое в Лос-Анджелесе, озеро это было не природным, а искусственным – бетонный резервуар, который практически полностью опустошался и пересыхал летом и снова частично заполнялся водой зимой. Посмотрев на него, я поняла, что хочу пить. Видеть бетон там, где должна быть вода, было все равно что смотреть на ботинки волшебника из Страны Оз, торчащие из-под театрального занавеса, – неприятное напоминание о том, что это мир, где все держится на притворстве, а озер не существует в природе, их можно только наколдовать при помощи денег и силы воображения.

Я любила Лос-Анджелес, хотя и не смогла бы выдать нечто внятное, если бы кому-то вздумалось узнать почему. Бостон выветрился из меня с такой же быстротой, с какой здесь высыхает автозагар. Проведя лишь год в разросшемся лос-анджелесском пригороде, я уже чувствовала себя единым целым с этим местом, этим смогом, солнцем и водой, вернее – отсутствием оной. Я выросла в Новой Англии, и мне всю жизнь казалось, будто я без конца боролась с какой-то невидимой силой, такой же мощной и неуловимой, как сила тяжести. В Калифорнии я почувствовала, что эта ноша больше меня не тяготит. Здесь не было необходимости с чем-то бороться – если не считать пробок, да и то лучшее, что я могла сделать, – это смириться и поддаться медленному течению автомобильной реки.

Кондиционер моей «тойоты» обдувал салон холодным воздухом, рвущимся сквозь покрытые пылью вентиляционные решетки. Я наклонилась поближе, чувствуя на шее