Читать «Срезающий время»

Осень этого года выдалась в Крыму короткой – считай, и не было ее вовсе. А все благодаря затянувшемуся лету, нивелирующему все известные природой пределы, и вместе с тем как-то незаметно пролетело полюбившееся женщинам бархатное межсезонье; оно, которое, как всякий год, так и нынешний, хвалилось солнцем и сочным, выстраданным в зной виноградом. Вокруг явственно обозначались приметы близкой смены времени года: все чаще, даром что вроде неожиданно, твердела намокшая и вязкая земля в горах, желтели листья, покрываясь по ночам каплями росы; в воздухе же, прогретом в полуденную пору, пока царило светило, пахло прелой травой, реликтовой хвоей и палым листом. А рядом с этой божественной красотой – не продохнуть. Извилистая лента свежеуложенного, цвета рубленого антрацита асфальта, и ползущие по ней, словно сонные мухи, автомобили. Узка дорога, как, впрочем, любая трасса в горах, и на обочину не съехать – выждать время (пока где-то впереди тарахтящий трактор доковыляет до очередной стройки), так как нет ее ни здесь, ни на много километров вперед. Вот и приходится в тесном общем потоке, гуськом, друг за дружкой, держа ногу на педали тормоза, завидуя проносящимся велосипедистам, двигаться в сторону Ялты. Иногда появляется просвет в виде поворота к побережью, и всякий раз так и хочется крутануть руль в сторону, избавляясь от скучной монотонности хоть и размеренной, но чересчур медлительной жизни этого участка пути. Хочется… Сейчас это слово можно забыть, избавиться, как от ненавистного паразита, и не отвлекаться на всякие мелочи. Мне кровь из носу нужно успеть перехватить уезжающие в музей Пушкина экспонаты, иначе целые полгода драгоценного времени, потраченного на бесчисленные объявления и поиски по архивам, окажутся потеряны. А ведь как все удачно сложилось, последнее из необходимого минимума практически под самым носом. Жаль только, времени в обрез.

Выставку старинного платья киностудии имени Горького закрыли еще вчера. С утра все предметы созерцания были почищены, обработаны, проверены и упакованы, за исключением единственной пары сапог, оставшейся дожидаться реставратора из-за халатности сотрудника. И бог бы с ним, если бы навлекший беду оказался Мелом Фишером[1], с его удачей и не такое бы позволили. Увы, вместо легендарного ныряльщика оказался ничем не примечательный, приехавший на подработку из Мариуполя электрик и по совместительству подсобный рабочий Витя. Кто-то из его товарищей, при свете настольной лампы и почесывая кота, наверно, в шутку рассказал случай, как бежавшие после революции от народной власти буржуи прятали драгоценности в обуви, а его пращур, как минимум «заслуженный работник таможни», щелкал подметки и каблуки, изымая брильянты и прочие нужные предметы в пользу победившего пролетариата. История не просто с бородой, а еще и с бакенбардами. Взять, к примеру, известный роман Ильфа и Петрова. Принцип один и тот же. Только Витя отнесся к рассказу серьезно и однажды, помогая убирать предметы выставки, не удержался, стянул сапоги какого-то гусара. Спрятавшись от снующих работников за пышными дамскими платьями, вынул складной нож да распорол подкладку. Драгоценности не посыпались, хоть и начало вышло успешным. Под тонкой кожей голенища прятался старинный документ. Едва многократно сложенный листок пожелтевшей бумаги, написанный еще с ятями, был снят на телефон, и произнесена сакральная фраза: «Дельце обещает быть чертовски выгодным», как воришку обнаружил дежуривший в помещении охранник. Отчаявшись, электрик засунул находку поглубже в сапог, вместе со старыми газетами, закрыл коробку с обувью и, пробормотав что-то про «пузо прихватило», уже чуть ли не под конвоем сдал предмет в хранилище. А уже ночью, листая страницы форумов и разнообразных сайтов, выяснив приблизительную стоимость и сокрушаясь о потерянных двух сотнях заокеанских банкнот, он наткнулся на мое объявление. В голове Виктора заколотились друг об дружку сложные математические действия, где присутствовали числа, возведенные в степень, квадратный корень и, возможно, что-то напоминающее линейные уравнения, известные человечеству как метод Гаусса. В институте Витя учился спустя рукава, отчего в итоге получалась полная ерунда, но это его уже не беспокоило.

Говорить, что дальнейшая история не имела полукриминальный оттенок, я не стану. Могу только догадаться, что утром авантюрист из Мариуполя подрядился грузить фуру, втихаря вынул листок из неопломбированной коробки и на перекуре в беседочке у музея передал его мне под прикрытием моего же портсигара у всех на глазах. Но оставим эти рассуждения в покое, есть более важные вещи, которым стоит уделить внимание.

На плотной бумаге черными чернилами с характерной филигранью был составлен договор. Купчая крепость на землю. Плохо сохранившийся оригинал, согласно которому отставной поручик приобретал в лето тысяча восемьсот девятого года апреля в тридцатый день родовое недвижимое имение. Где пашенной земли сто двадцать четвертей с осьминою, с прилегающими лесами, с сенными покосами, с усадебною землею, с рыбными ловлями и со всеми принадлежащими к той земле угодьями. В общем, чересполосное владение от речки до речки с десятью дворами крестьянскими и бобыльскими, за что было уплачено четыреста семьдесят два рубля. Чуть ниже основного текста шли подписи сторон. В правом нижнем углу, где было выделено место для регистрации в Вотчинной Коллегии, присутствовали небрежно написанные цифры. Свинцовым карандашом было перечеркнуто число четыреста семьдесят два и дописано еще несколько. Замыкало столбик каракулей освобожденное от помарок двести пятьдесят. Видимо, в процессе какой-то игры документ выступал в роли обеспечения ставок. Причем не один раз. Так как, потеряв в итоге почти половину стоимости, был нещадно смят, и уже после игравшие для упрощения счета писали прямо на обратной стороне купчей. Конечно, документ представляет собой историческую ценность. Как-никак принято считать, что уже в самом конце восемнадцатого века площади не выделяли четями, а тут черным по белому: сто двадцать с осьминой; и плевать на Википедию. Явно нотариус был не в курсе запрета. Но это все лирика. Думаю, теперь стоит рассказать, для чего мне потребовался именно этот документ, невероятным образом оказавшийся в реквизите киностудии.

Дело в том, что в прошлом году я нашел некий артефакт. К какой внеземной или, наоборот, очень земной цивилизации он имеет отношение, я еще не выяснил. Общаемся мы с ним только во сне, и называет он себя «Срез времени» или «Срезающий время». Особенность его в том, что имея размер с шестифунтовое ядро и вес около пяти килограмм, шар считывает в выбранном направлении пространство в двенадцать кубометров и проецирует считанное в любом заданном промежутке времени, не изменяя земных координат. То есть, если я захочу имеющееся в моем распоряжении кресло в Севастополе получить в пятом веке, то я получу его точную копию в том самом месте, где стоит оригинал, на высоте десятого этажа.