А это было действительно важно. Снаружи стояли два сотрудника Отдела по контролю времени открытия библиотек Херефордшира, вооруженные планшетами и секундомерами. Работа обоих оплачивалась – причем достойно – Рабочей группой по стратегической разработке и внедрению библиотек в сельской местности, в которой на данный момент трудилось чуть менее четырех тысяч человек. По чистой случайности, ровно столько же библиотекарей оказались не нужны для выполнения предвыборных обещаний АКроПаСК.
Я посмотрел на собственные часы.
– Стрелки говорят, пора начинать наше шоу.
Единственный Библиотекарь сдвинула щеколду в сторону, и дверь распахнулась. Мы вошли внутрь по-военному четко, Уинстон Черчилль толкал перед собой тачку с книгами на возврат, а Мэгги Тэтчер тем временем запустила секундомер.
– Доброе утро, – поприветствовал я Единственного Библиотекаря.
– Доброе утро, мистер Мейджор, – нараспев ответила она. – Как думаете, мы успеем сегодня выполнить план?
– С такой же легкостью, с какой заключили Маастрихтский договор, – ответил я, стараясь излучать уверенность, хотя на самом деле я думал, что мы справимся с возвратами и выдачей, но не успеем оформить продления и отложенные книги. Наша команда быстро разошлась по своим местам: мистер Черчилль, миссис Тэтчер и Стэнли Болдуин отправились прямиком к стойке и передали книги Единственному Библиотекарю. Через несколько секунд воздух наполнился ритмичным стуком – тук-тук-тук, – говорившим о том, что работа пошла.
В то же время Дэвид Ллойд Джордж и Невилл Чемберлен заспешили к полкам и начали перекладывать заранее заказанные читателями книги на тачку, готовясь передать их на стойку в тот же миг, когда с возвратами, продлением и бронью будет покончено. И тогда же мистер Болдуин вместе с Невиллом Чемберленом смогут поставить возвращенные книги на полки.
– Время? – громко спросил я.
– Прошло девяносто секунд, мистер Мейджор, – ответила миссис Тэтчер.
Все шло как по маслу, пока стук печати Единственного Библиотекаря вдруг не прекратился. Это означало, что в системе произошел сбой, и одновременно с этим Невилл Чемберлен объявила, что не может найти экземпляр «Планеты людей».
– Поищите в «Авиации», отдел три-восемь-семь, – сказала Единственный Библиотекарь, демонстрируя свое глубочайшее знание классификации Дьюи.
Пока Невилл разбиралась, на своем ли месте стоит Антуан де Сент-Экзюпери, я подошел посмотреть, из-за чего застопорилась обработка возвратов. Оказалось, что произошел код 2–76: миссис Дибли задержала книгу «Генри Форд и другие примеры для подражания для озлобившейся молодежи» на восемнадцать недель дольше положенного, и Единственный Библиотекарь заполняла бланк для штрафа.
– Эта леди явно не собиралась ничего возвращать, – сказала миссис Тэтчер, указывая на задержанную книгу. Я поморщился. Сегодняшний Блиц точно будет не из простых, но пока что ситуацию еще можно было спасти.
– Как у вас дела с «Планетой людей», мистер Чемберлен? – крикнул я в сторону полок. В тот же миг Дэвид Ллойд Джордж подкатила к стойке тележку, полную книг на выдачу.
– С «Планетой людей»? Да я принесла вам мир для всех людей![1] – ответила Невилл Чемберлен, победно поднимая нужную книгу.
Единственный Библиотекарь переключилась с возвращенных книг на выдаваемые, и ее печать застучала по-другому: тук-тук, тук-тук. Один удар приходился по библиотечной карточке, а второй – по графе «вернуть до…» в читательском билете, вложенном в начало книги. Следующим этапом была расстановка книг по полкам, и к тому моменту, когда миссис Тэтчер объявила, что «осталось две минуты», мы уже почти закончили, и наш небольшой отряд смог немного расслабиться. Этот Блиц мы наверняка закончим даже раньше срока. Я как раз возвращал экземпляр пугающе популярных «Величайших речей Сесил Родс в пересказе Освальда Мосли» в раздел «Аудиокниги», когда услышал позади себя:
– Я могу задать вам вопрос?
Я мгновенно замер, поскольку узнал этот голос. Я уже давно его не слышал, да и не думал, что когда-нибудь услышу снова. Негромкий, но с отчетливым юго-западным акцентом и легкой вопросительной интонацией. Я медленно повернулся, не зная, что сказать или сделать, и увидел перед собой Конни. Она смотрела на меня так же пронзительно, как и раньше, когда мы, будучи первокурсниками университета Барнстапла, засиживались вместе до ночи и пили кофе.
– Конечно, – сказал я, не понимая, узнала она меня или нет.
– Это вопрос о книге, – просияв, добавила она. Похоже, она совсем меня не узнала. Как ни странно, я почувствовал облегчение. Когда-то она мне нравилась, хотя я этого и не показывал, и, думаю, она чувствовала ко мне то же самое. Но после нескольких свиданий – она их таковыми, конечно, не считала, зато я мысленно называл их именно так, – ее попросили покинуть колледж, поскольку суд пересмотрел правовой статус ее приема. На этом все и закончилось. Я всегда хотел снова повидаться с ней, и в ближайшие недели мне предстояло частенько ее видеть. И через три месяца, во время битвы у Мей Хилл, я буду стоять рядом с ней, вдыхая запах паленой резины и бездымного пороха и слушая далекие отзвуки артиллерийской канонады. Но в тот момент я, конечно же, об этом не догадывался, да и она, наверное, тоже.
– Ну, вы же все-таки в библиотеке, – сказал я, надеясь, что она не заметит внезапно охватившего меня замешательства. – Что вы хотели узнать?
По правилам, она вообще не могла здесь находиться, и вовсе не потому, что была крольчихой. Несмотря на то что жители городка формально имели право входить в библиотеку в рабочие часы, на практике этого никто не делал. Все-таки мы всего лишь исполняли свой гражданский долг, помогали обществу, а общество, в свою очередь, нам не мешало и разрешало продолжать трудиться от его имени. Так что я решил, что Конни – не просто моя старая знакомая, но еще и код 4–51: «Неопознанная гражданка в библиотекарском пространстве».
– Я ищу книгу «Крольчиха и предубеждение», – сказала она. – Она похожа на классический роман Остин, но действие происходит в крольчатнике и завязано на ушах, сексе, морковках, рытье норок и сексе.
– Вы сказали про секс дважды.
– Да, – сказала Конни, два раза моргнув. – Я знаю.
В отличие от людей, кролики почти не старели с возрастом – если им, конечно, вообще давали состариться. Вот и Конни практически не изменилась за те тридцать с лишним лет, что я ее не видел. Она была самой обыкновенной Дикой крольчихой с коричневой шубкой, хотя ниже ростом и более хрупкого телосложения, чем большинство других представителей ее вида. На ней было коротенькое летнее платье в горошек, а поверх него – бледно-голубой кардиган на пуговицах. Ее длинные изящные уши были украшены маленькими сережками-гвоздиками – четыре посередине правого уха и три у основания левого. Сейчас, как и прежде, ее самой яркой чертой были глаза – большие и выразительные, один – ореховый, а второй – бледно-лиловый, цвета колокольчиков.
– Вы в порядке? – спросила она. Наверное, я слишком долго пялился на