Мы — сводные
Эля Пылаева
Пролог
Ася
— Павел Андреевич Решетов очень состоятельный джентльмен, — многозначительно смотрит на меня мама.
Поджимая губы, отворачиваюсь, разглядывая в окно несущийся мимо чужой город. Выезжаем на трассу в пригород.
— Могла бы подождать немного, пока мне исполнится восемнадцать.
— Не нужно быть такой эгоисткой, Ася. Мне скоро сорок… Ждать, в моем случае, это "ту мач"!
— Я не хочу жить в доме этого человека.
— А нашего дома больше не существует!
— Решетов — отвратительный, мам! Мне он не нравится!
— Он и не должен нравиться тебе, — поправляет мама помаду на губах, смотрясь в зеркало заднего вида. — Он должен нравиться мне.
— Даже года не прошло со смерти папы…
— Всё! — фыркает мать. — Я, в конце концов, сделала это и ради тебя. Твой отец не оставил ничего кроме долгов.
Паркуется возле большого особняка.
— У Павла для тебя подарок. Будь любезна выразить восхищение и поблагодарить.
— Какой еще подарок?
— Не в курсе, это сюрприз. Сына Павла зовут Семён. Ты помнишь?
Нет, я ничего не помню. В моей руке мой дешевенький телефон с лопнувшим экраном. После смерти отца, у мамы не было денег на меня. Она все "вливала в себя", чтобы "обеспечить нам достойное будущее".
А в доме Решетова наверняка даже у слуг айфоны… И как я себя должна чувствовать? Как нищая, которую приютили из жалости? Зажмуриваюсь.
Выхожу из машины, оглядывая роскошный дом Решетова. Мне так неловко… Я в своих простеньких джинсах и кедах ну никак не пишусь в местный антураж.
А из "приданного" у меня потертый небольшой чемодан. И… а всё! Чемодан, ноутбук и телефон. Больше ничего нет.
— Агния, сядь в машину, немедленно.
Автоматические ворота медленно открываются.
— Я так зайду… — из упрямства и злости на нее, мне хочется делать хоть что-нибудь вопреки.
— Зараза! — шипит рассерженно мама.
Давит на газ, проезжая внутрь. Бреду следом за машиной, машинально сплетая свои длинные волосы в толстую косу. Пожалуй волосы и есть моё богатство. Этим я могу поконкурировать с кем угодно.
Прохожу внутрь мимо молчаливого охранника. Мне становится еще неуютнее. Растерянно бреду по аллее с вишней, не сводя взгляда с резного оплетенного зеленью балкона, что виднеется в конце ее.
Лёгкий шлепок по спине. С недоумением оборачиваюсь. Следующей вишней мне прилетает в живот. Сок пачкает футболку.
Черт… его же не отстирать теперь!
Поднимаю возмущённый взгляд, встречаясь глазами с парнем. Соломенные стильно взъерошенные волосы, темные брови вразлет… Навороченные шмотки.
Он сидит на спинке скамьи поставив на нее ноги.
Очерченные природой губы язвительно кривятся. Я улавливаю в чертах его лица лёгкое сходство с новым мужем мамы. Вот в этом своеобразное изгибе губ. Но этот, на удивление, красив. Только, голубые глаза — ранящий лёд!
Это Семён?…
— Здороваться надо, когда приходишь в чужой дом, — сверлит меня тяжёлым взглядом.
Но поздороваться с ним после его выходки у меня не поворачивается язык.
— Тебе здесь не понравится, ясно? — угрожающе.
— Мне здесь уже не нравится! — вздергиваю гордо подбородок.
— Ну и вали тогда… дешёвка!
Спрыгивает с лавочки и, проходя мимо меня, шоркается плечом о моё плечо.
— Хамло… — фыркаю ему в след.
Не оборачиваясь поднимает вверх дерзкий фак. Ну, отлично!
Глава 1
Блеклая женщина в серо-голубой униформе ведет меня на второй этаж по широкой лестнице, обитой синим ковролином. Он заглушает наши шаги. Задрав голову вверх, я с ужасом смотрю на огромную бликующую люстру. Если она упадёт, то к черту пробьёт пол!
— Агния? Я правильно услышала?
— Правильно. Можно просто Ася.
— Редкое имя…
Да уж. Папа назвал…
— Как к Вам обращаться?
— Вера.
— Вера, мне нужно вернуться в машину за чемоданом.
— Его принесут.
Ясно… Я не привыкла к наличию слуг. Хотя, пока папа был жив, мы жили неплохо. С Решетовыми, конечно, не сравнить.
— Через час тебя будут ждать на ужин. Не помешало бы переодеться, — неодобряюще смотрит на мой прикид. — Коктейльное платье или брюки с блузой.
— Я могу поужинать в комнате?
— Нет. Ужины семейные. Присутствие обязательно.
— А если я плохо себя чувствую.
— Я вызову семейного доктора.
— О, нет. Спасибо. Я спущусь.
На втором этаже четыре комнаты. Две слева, две справа.
— Впереди выход на балкон-мансарду. Он идет по всему периметру. Из каждой комнаты тоже можно на него выйти.
— Круто… — без особого энтузиазма комментирую я.
— Павел Андреевич распорядился, чтобы ты выбрала любую из этих двух, — показывает Вера на две двери по левой стороне.
— А эти? — киваю на двери напротив.
— Это комната Семёна. А это — матери Семёна, жены Павла Андреевича. Бывшей! — поспешно поправляется она.
— А где она сейчас?
— Она… на лечении, — поджимает губы Вера.
— А чем она больна?
— Я бы не хотела это обсуждать. Думаю будет тактичнее обсудить этот вопрос с Павлом Анреевичем напрямую.
— Да. Конечно… — моё лицо начинает гореть от неловкости. Зачем я спросила?
На двери Семёна знак радиации: три жёлтых треугольника. "Не входить". Ясно. Ожидаемо. Правильный знак. Облучать он умеет качественно. "А можно мне такой же?" — хочется попросить мне.
— Семён сложный ребенок, — следит за моим взглядом Вера.
— Ничего себе — ребенок, — фыркаю я, вспоминая его широкие плечи и нахальное лицо. — Сколько ему лет?
— Семнадцать.
Ровесник? Надеюсь, мы не попадём в один класс. Я бы вообще предпочла разные школы. А так же разные города, и, в идеале, разные планеты.
Вера открывает обе двери в комнаты. Одна в лавандовом цвете, вторая в желтом. Растеряно заглядываю несколько раз то в одну, то в другую. Очень разные по настроению комнаты. Не могу определиться…
— Я бы посоветовала светлую, — ненавязчиво комментирует Вера.
— Почему?
— Твоя мама сказала, что у тебя депрессия. Лаванда её усугубляет.
— Нет у меня никакой депрессии! — морщусь я.
Спасибо, мама! Представила меня как истеричку. Словно я и так в недостаточно унизительном положении.
— Я распоряжусь, чтобы подняли твой багаж.
— Спасибо…
Внутри тревожное и какое-то гадкое ощущение от слов Веры про мать Семёна. Подталкиваемая этим ощущением и непреодолимым любопытством, я медленно делаю несколько шагов к двери в её комнату. Словно комната может дать мне ответы на вопросы про бывшую хозяйку этого дома.
"Я только посмотрю, в каких она тонах и сразу же закрою!" — нахожу я какое-то нелепое оправдание своему порыву.
Приоткрываю дверь… Настороженно засовываю туда свой любопытный нос. Капучино с молоком… Тёмные шторы задернуты. Мрачновато!
Веду взглядом по светлым стенам, там детские фотки. Улыбчивый светленький мальчишка… Продолжая рассматривать, натыкаюсь глазами на огромное кожаное кресло. И подпрыгиваю на месте, вскрикнув от испуга и неожиданности. Семён! Встает. Поручни кресла скрипят под его ладонями.
— Никогда! — низко рявкает он, оскаливаясь. — Сюда. Не заходи.
Захлопнув дверь, я залетаю в ближайшую комнату, закрываюсь. Желтая. Да мне без разницы вообще. Пусть будет желтая!
Сердце истерично долбится, я дышу как загнанный зверёк. Зачем?… Зачем?! Зачем ты, Ася, полезла в эту комнату?!! Это так нетактично по отношению к Семёну, просто ужас! Представляю, как зацепило бы меня, полезь кто в кабинет моего отца после его смерти… Боже!
От стыда и своей неуместности в этом доме меня скручивает. Дура! Он и так меня ненавидит. А теперь еще я и повод