Мама говорлива и часто смеется. Она всегда такая, когда нервничает. Решетов отпускает много не смешных шуток.
Я сижу напротив Семёна. Он практически не ест. С флегматичным пренебрежением окидывает взглядом всех, сидящих за столом.
— Панакота или сабайон? — раздаётся сзади.
— Что? — растерянно оборачиваюсь.
— Какой десерт подать? — тихо подсказывает мне Вера, стоящая за спиной.
Саба… что?
— Панакота, — это я хотя бы в состоянии повторить. Надеюсь это съедобно.
С ужасом осматриваю приборы. Вилок и ложек около моей большой тарелки просто немерено. И судя по уничижительному взгляду Семёна жульен я ела чем-то неподходящим.
Крошечная ложечка, ложечка чуть побольше или ложечка с зубчиками, напоминающая вилку. А может это вилка, напоминающая ложку. А вообще, память мне подсказывает, что в природе еще и десертная вилка существует. И кажется она имеет длинные зубцы.
Черт!
— Десертной, — едва слышно подсказывает Вера, за моей спиной, как будто эта подсказка чем-то помогает решить мою задачку.
Я в аристократическом аду. Чем плоха одна ложка? Зачем их столько?
Десертная из них… пусть будет та, что чуть побольше. Беру ложку, прислушиваясь к реакции окружающих. Её нет… Вероятно угадала.
Съедаю ложку панакоты, не чувствуя вкуса.
— Итак, если уж мы перешли к сладкому, то мне хотелось бы порадовать моего сына и мою падчерицу подарками.
Вера подносит Павлу какие-то бумаги на подносе.
— Можно мне еще белого, — просит мама прислугу.
Семён начинает вставать.
— Сел, — не отрывая взгляд от бумаг резко бросает ему отец.
Атмосфера накаляется еще сильнее.
Мой желудок сжимается. Отодвигаю панакоту, даже не поняв — понравилось мне или нет.
Семен медленно садится обратно. Отодвигается от стола и принимает вызывающую позу, откидываясь вальяжно на спинку викторианского стула и положив ногу на ногу так, что кроссовок лежит на колене.
— Тебе, Семён, к новому учебному году я дарю Ролекс. Коллекционные. Отнесись к ним достойно, будь любезен.
Прислуга ставит перед Семеном коробочку. Он не прикасается.
— Сэм… — строго.
— Я должен сказать спасибо?
— Да.
— Здесь все принадлежит моей маме, — смотрит он в глаза моей. — И дом, и машины, и все счета. Но… — переводит взгляд на отца, — Спасибо, что выбрал. Если выбирал ты.
За столом неловкая пауза. Решетов недовольно смотрит на Семёна, и продолжает, игнорируя его выпад.
— Агнии же я купил обучение в самой элитной школе, кампус "Швейцария" с полным пребыванием.
— Что? — не понимая оглядываю их лица.
— Она входит в десятку лучших школ России! — восторженно добавляет мама. — У выпускников прекрасные перспективы. Ася… ну что ты как рыба глазами хлопаешь, поблагодари!
— Не спеши благодарить! — ставит локти на стол Семён, со злой усмешкой глядя на меня. — Это школа-интернат. Для неудобных детей состоятельных родителей. И там тебе не понравится тоже.
— Интернат?… — падает всё у меня внутри. — Ты хочешь отдать меня в интернат?..
— Воскресенье вы будете проводить дома, — оправдываясь перебивает мама.
— Там прекрасная программа и педагоги, — поджимает губы Павел Андреевич. — Спортзалы, бассейны, библиотеки. Люксовые номера для учащихся…
— Режим, форма, иерархия и толпа богатых отморозков, которые, к слову, сожрут тебя, за эту дешёвую фенечку на руке, — стреляет взглядом на моё запястье.
Там деревянный браслет из Индии. Папа подарил…
— Это рудракша, — вздергиваю я подбородок. — А не дешёвая фенечка. Ясно?
— Рудракша… — закатывает он высокомерно глаза.
Переставляет коробочку с Ролексом ближе ко мне.
— Надень лучше это. Дарю…
— Какие широкие жесты! — фыркаю я, не собираясь прикасаться к часам.
— И купи ей шмотки, что ли… — встает Семён, бросая отцу. — Если, конечно, план не в том, чтобы она повесилась в первую неделю.
— Семен шутит, дорогая! — вынужденно смеется мама. — В школе строгая форма и быт организован так, что все равны.
— Все равны, только некоторые равнее других, — язвительно смеётся Сэм. — Ну а некоторые, соответственно, кривее.
Дергает с вызовом бровями.
— Что — нежданчик, Асенька. Ты, наверное, думала будешь жить в роскоши вместе с мамочкой? А тебя тупо слили…
— Пошел вон! — рявкает Решетов.
Но вылетаю из-за стола я…
Меня слили, да.
Глава 2
Семён
— Сёма… Семён! — слышу сквозь тихо играющую в наушниках музыку. Так и вырубился в них.
Вера стягивает их с меня.
— Сёма!…
С трудом разделяю веки.
— М?.. — недовольно ворчу я. — У тебя ж выходной сегодня, Вера… Ну, какого хрена? Дай хоть последние сутки перед школой выспаться.
— Я к Катерине хочу съездить с утра…
Сон мгновенно отступает. Подскакиваю на ноги.
— Я тоже к маме поеду!
— Отец не одобряет этих визитов. И ее врач тоже, ты же знаешь.
— Да, плевал я… Пять минут! Дождись меня!
Одного меня в клинику не пускают, либо с отцом, либо с Верой.
Засунув в рот зубную щётку с пастой, торопясь натягиваю джинсы.
— Сёма, — строго взирает Вера на мои скачки по комнате. — Может, ты ей просто позвонишь, когда я буду с ней рядом? На мой номер. Я собственно поэтому и зашла. По телефону она иногда с тобой говорит.
Уже давно нет. После того, как сломался голос больше не говорит.
— Я хочу ее увидеть.
— Это всегда такой стресс для Вас обоих… — вздыхает она.
— Вер, ну пожалуйста. А вдруг она вспомнит? Как ей вспомнить, если я не буду приезжать?
— Это не амнезия, Семён. Это посттравматическое расстройство психики.
— Ну, а вдруг!
— Ладно. Только давай я первая выйду за ворота. Отъеду немного подальше и там тебя прихвачу. За поворотом, например.
— Отец тебе запретил меня брать?
Покаянно разводит руками.
— Наоборот давай сделаем. Сначала я выйду, а потом уже ты. Иначе, он спалит.
Застегивая ремень, на ходу засовываю в джинсы полы рубашки. Бегом спускаюсь по лестнице вниз, взъерошивая на ходу мокрыми руками примятые после сна волосы.
Сталкиваюсь с этой… как ее там?.. Новой отцовской подстилкой. В этот раз — официальной. Развелся с мамой таки… Правда, остался ее официальным опекуном. А следовательно распорядителем всего имущества, что заработал мой дед.
— Доброе утро, Семён!
Как ее там? Вероника? Не хочу запоминать.
— Нихрена нет в нем доброго…
— Ух, какой строгий, — как обычно пытается она лицемерно нейтрализовать мою грубость.
Поднимает с декоративной консоли под зеркалом статуэтку — маленький нелепый глиняный щенок, что лепили я маленький на день рождения мамы.
— Мне кажется эта вещь здесь не смотрится…
Грубо вырываю вещицу из ее руки.
Ненавижу их! И отца и эту тварь, и ее дочурку. Стервятники.
Иду к выходу.
— Сэм! Ты куда в такую рань? — в спину бросает отец со стороны кабинета.
— Мне нужно в город.
— Возьми водителя.
Нет, нельзя водителя. Он стукач.
— Я с Минаевым, — на ходу придумываю я.
Это мой одноклассник и наш сосед.
— Мы договаривались на их тачке.
— Может, возьмешь с собой сестру, пусть бы проветрилась перед школой. Посмотрела город.
— Моя сестра умерла шесть лет назад. Или ты забыл?
— Семён!
Вылетаю на улицу.
В соседнем квартале сажусь в машину к Вере. Упираюсь коленями в бардачок. Смотрю на свой заспанный фейс в зеркало, поправляя прическу.
— Блин… тесно как у тебя!
Чуть заметно улыбаясь, Вера осторожно ведет машину.
— Где кнопка, чтобы отодвинуть кресло?
— Кнопка? — качает головой. — Под креслом рычаг.
— Неудобно как… — наклоняюсь, бьюсь лбом о бардачок. Психуя луплю ему кулаком сдачи. Отыскав