— Я не буду.
— Будешь, — уверенно произносит он и снимает медицинский халат. Хватается за ремень брюк и начинает его расстегивать. Вжик молнии и я закрываю лицо ладонями. Ну уж нет, смотреть на его гениталии я уж точно не буду. Это просто неудачный день. Второй неудачный. Но все пройдет. Надо просто потерпеть. — Анна, расслабься уже и иди ко мне, — медленно убираю ладони от лица и сразу же попадаю взглядом на сидящего за столом Лукьянова. Судя по халату — одетому. — Давай чуть живее. Мне, точнее уже нам, через десять минут надо быть в реанимации, — снова что-то пишет в ежедневник. — Бери скорее стул и садись ко мне.
Пререкаться с ним и тем более что-то спрашивать — нет никакого желания. Наверное, поэтому я как послушная кукла беру стул и присаживаюсь рядом с одетым, к счастью, Лукьяновым. Подает мне чистый лист бумаги и ручку.
— Писать чистосердечное признание?
— Нет, всего лишь рисовать.
— Что?
— Мужские половые органы. Без особых художеств. Посмотрим на твои знания анатомии.
— А говорили, что не издеваетесь.
— Мужчина сказал и мужчина сделал, как правило — это разные мужчины. В твоем возрасте пора бы это знать. Кстати, тебе сколько лет?
— Двадцать один, — после затяжной паузы произношу я.
— А должно быть двадцать два. Рано в школу пошла?
— Да.
— Больно умная?
— Нет. Родителей как раз тогда укусили клещи, и моя злая тетка отправила меня в школу, дабы я ей не мешала, — произнесла я, не задумываясь над сказанным. Я бы сказала, совершенно без эмоций.
— И вот тебе двадцать один.
— Да.
— А так и не скажешь. Меньше двадцати пяти бы не дал. Видимо, излишек косметики прибавляет тебе пять лет. Кстати, ты хорошо видишь из-за столь густо накрашенных ресниц? — валить! Мне надо отсюда валить. Продержаться три дня, заплатить ему за авто и срочно писать заявление в деканат на смену места практики. Жития мне здесь не будет. К гадалке не ходи — не будет. Глубоко вдыхаю и перевожу взгляд с чистого листа на моего нежеланного собеседника.
— Отлично вижу.
— Это хорошо, что отлично. Кстати, я передумал, рисуй всю мочеполовую мужскую систему, а то что мне одни мпо. На все пять минут. А пока рисуешь — вспоминай названия на латыни, строение, ну и функции органов, особенно возможно поврежденной scrotum. Начинай, Анна.
Глава 4
Скротум есть, яички Фаберже мы туда окунули, и кукуруза посередине тоже имеется. Осталось вспомнить к чему они прикрепляются и что от них отходит. Картинка, картиночка появись передо мной. Закрываю глаза и пытаюсь представить плакаты по анатомии. Да, детка! Открываю глаза и начинаю дорисовывать недостающие элементы. Осталось только высунуть от усердия язык. Смотрю на рисунок и понимаю, что чего-то мужского-полового явно не хватает. Точно, семявыносящий проток! И все равно чего-то не достает.
— Чего застыла? Это что, все?
— Чувствую, что упускаю что-то важное, но никак не могу вспомнить что именно. Ну из ваших половых органов, пусть будет все, — удовлетворенно произношу я. Где-то глубоко внутри умная часть меня не одобряет мои порывы нарваться, но эта же часть меня говорит о том, что я все равно попаду с этой картинкой на жесткий опрос и падение ниже плинтуса. А так хоть зубы ему заговорю.
— Из моих? Ну да ладно. У тебя парень есть?
— А вы с какой целью интересуетесь?
— Для составления индивидуального плана работы. С удовлетворенной девушкой проще сработаться, — ничуть не стесняясь, произносит Лукьянов. Паскуда!
— Не волнуйтесь, я полностью удовлетворена.
— Интересно каким образом, если на картинке нет важного органа. Я ставлю под сомнение твое удовлетворение.
— Так я же рисую ваши органы, а не своего парня.
— Ну хорошо, Анна, я тебе подыграю. Где моя prostatа?
— Ой, прости Господи, забыла. Точно предстательная железа. Вот она, красавица, — быстро принимаюсь дорисовывать жизненно-важный орган.
— Забыла она.
— Все, все. Дорисовала.
— Никак не могу привыкнуть к мысли, что это нарисованы мои половые органы. В душе раздай.
— Я поняла в чем дело. Сейчас кое-что исправлю, — чуть улыбнувшись, произношу я, принимаясь дорисовывать. Точнее увеличивать объем нарисованного. — Ну вот так лучше.
— А после дорисовывания на место раздрая пришла тревога. Это что? — тычет ручкой в самую нижнюю часть моего рисунка.
— Головка.
— Чья?
— Ну так ваша же.
— Во-первых, на латинском.
— Капут.
— Тебе без сомнения капут за знание анатомии, а головка — это caput, ударение на первый слог. То, что она, к несчастью, моя, это я понял. Но так-то она caput penis.
— Она самая, — на мой комментарий Лукьянов возвращается к своему ежедневнику и снова делает запись. Какую, увы, мне не видно.
— Снова было что-то плохое?
— Да. Ты не умеешь говорить вслух названия половых органов. Ты — будущий врач, и места для стеснения здесь нет. Итак, что с ней?
— А что с ней?
— Тебя не смущают ее размеры?
— Если честно, я думала это вам польстит.
— Мне должен польстить баланопостит? Хотя, о чем я. Ты, вероятнее всего, и не знаешь, что это такое. И тем не менее, повредила ты мне scrotum. Вот про нее и вещай.
— Что вещать?
— Строение, все слои. Живее. И функции.
— Я не помню какие там есть слои, — честно отвечаю я. — Более того, могу дать руку на отсечение, что ни один врач с вашего отделения это не скажет. Мужчин, у которых были проблемы с данным органом, в расчет не берем. Они, конечно же, этого не знали, но как прихватило Фаберже, так узнали и строение scrotum.
— То есть ты добровольно разрешаешь мне отсечь тебе руку, если кто-то расскажет про ее строение из врачей женского пола?
— Да, — несмело отвечаю я. Но ведь в реале это действительно никто не вспомнит. Кто может помнить то, что было на первом курсе, да и то, что не используется в обиходе?
— Я возьму на заметку. И тем не менее, это должна знать ты. Никогда не знаешь где и когда пригодятся те или иные знания. Назови функции scrotum.
— Вместилище для testis и поддержание их оптимальной температуры для нормального сперматогенеза, — удовлетворенно произнесла я, взглянув на лицо своего вынужденного собеседника. Могу поклясться, что он не ожидал, что я хоть что-то скажу. А тут на тебе, даже «Фаберже» на латыни.
— Ну хоть что-то, — снисходительно отметил Лукьянов, взглянув на свое запястье. А если быть точнее — на часы. А вот это неожиданно для меня. Так уж сложилось, что часы на руках мужчины — это моя тайная любовь. А когда эти часы красивые и дорогие — и подавно. Хотелось бы сказать, что это китайская подделка, но нет. Точно настоящие. У папы точно такие же. А теперь закономерный вопрос: откуда у него такие? Это же не частная клиника, а больница с тараканами.
— Ты думаешь над тем,