К 35-ти у неё ещё никого не было. Телеса её пухлые, кроме массажистов, никто не мял, груди пышные никто не тискал, даже губы её не целовали по-настоящему, страстно (то, что в юности, – не считается, даже галочку не поставить), не говоря уже о проникновениях. Но незаконные проникновения (без замужества и без любви, а у нее не было ни того, ни другого) ей были непонятны. Мужчины на неё и не бросались, а она – тем более. В общем, жила с мужчинами как-то параллельно, не пересекаясь.
Да Лизку это вообще не напрягало. Может, кого-то из её окружения и напрягало, но её точно нет. Не зацикливалась она на сексе. Да и вообще, “время играет мне на руку”, “мои ходы – моё богатство”, но любимым Лизкиным афоризмом было: “Ну что ж, напишите на надгробии: “Я была красива и недоступна, как богиня”!” Не выставляла свою невинность напоказ, не размахивала ею, как флагом, но, если уж заходила об этом речь среди тех, кто был в курсе её “богатого внутреннего мира”, всегда первая смеялась над собой и готова была поддержать любую шутку.
Воспитана Лиза была не в строгости, но в целомудрии. От отца ей достались весёлый нрав и лёгкое отношение к жизни, от матери – широкая кость и симпатичные черты лица, ямочки на щеках. Отец любил говорить: “Все, что не пришло, – не твое, что случилось, то и ладно: радуйся, благодари и будь счастлива!” Это стало и её жизненным кредо. Отец был лёгким человеком, и мама рядом с ним казалась счастливой, поэтому Лиза выросла довольной собой и жизнью. Она действительно считала: