Троллейбус без номеров

Читать «Троллейбус без номеров»

0

Александра Чацкая

Троллейбус без номеров

Фаза I

Погружение

Вы когда-нибудь слышали о Саше Мамонтовой? Девочке, одинокой настолько, что не видел еще весь белый свет? Вы когда-нибудь слышали о том, где можно взять и найти настоящие, неподдельные приключения?

Если вы не слышали, то самое время узнать. Ведь ничего, ничего так сильно не вдохновляет на приключения, как постоянное одиночество.

Глава 1

Сашины сны

Мы, люди свободного, воздушного мира снов, те, что повелевают настоящим, прошлым и будущим, те, что такие разные, но такие одинаковые во снах своих, в погоне за истиной и за хорошим и человеческим, объявляем об образовании нашего сонного Государства и излагаем нашу Конституцию.

Каждый человек, что впервые попадает за границу своего сознания и знакомится с Гражданами, может так же стать гражданином нашего Государства, приняв нашу Конституцию. Конституция для нашего народа незыблема, как основы бытия, и принять ее – значит сложить голову на защите Государства от тёмных тварей подсознания.

Конституция Государства Сонного, предисловие

Сашка наклонилась, схватила травинку и смяла в пальцах – странно – пахнет хвоей. Подсолнухи такие огромные, в два человеческих роста, а Сашка такая маленькая – она и в обычной жизни-то маленькая, метр пятьдесят, разве это рост? Всегда на физкультуре, когда класс выстраивается, Сашка стоит в конце, и среди толстых стеблей она совсем теряется. Раскинулось подсолнуховое поле, упираются цветы прямо в небесную гладь, а семечки – с кулак.

Сашка ложится на мягкую траву и смотрит в розоватое от заката небо: красота.

Каждый закат, как и каждый рассвет, бывает в жизни один-единственный раз, и упустить его – значит упустить целую жизнь. Ведь потом можно будет сколько угодно делать домашнюю работу и гулять с друзьями, но остановиться и посмотреть на тот самый закат уже никогда, никогда не получится.

Сашка смотрит в закатное небо, смотрит, как светятся от солнца облака, и плачет от счастья. Пахнет летней ночью, такой прохладой, которая заставляет вздыматься грудь высоко-высоко, а в груди звенит натянутой гитарной струной то самое чувство.

Чувству этому нет названия, только можно его примерно описать. Ты снова маленький, и родители большие и сильные, добрые Великаны из-за гор, а радость распирает тебя снова и снова, и хочется плакать, только плакать от счастья. Хочется вставать в шесть, в пять, в четыре часа утра и вновь и вновь любоваться на рассвет и вдыхать запах росы. Хочется запереться в комнате и часами, днями играть на гитаре, пока пальцы не изотрутся в кровь, рождая самые удивительные мелодии. Хочется танцевать под музыку из собственной головы, такую нелепую, но такую добрую. Хочется гулять с друзьями от ночи до самого утра, разговаривать о вечном, о том, что такое добро и зло, о том, что такое дружба и как простить предательство, и ощущать себя такими молодыми-молодыми, понимая, что вы проживете вечно.

Хочется просто раскинуть руки, разбежаться и взлететь, и ты ощущаешь в груди такую необыкновенную легкость, что понимаешь прекрасно – только нужно разбежаться, и ты уже будешь парить над летним небом.

Вот оно, это чувство. Чувство без названия, потому что название ему не придумать, но с пространным описанием, потому что это чувство хоть раз в жизни да испытывал каждый человек.

Саше внезапно стало так хорошо, как бывает хорошо только после того, как возвращаешься домой после долгой поездки – и все гадаешь, так ли все было перед отъездом? И куда делась ваза с комода? Вдыхаешь запах пыли, запах маминого борща и жмуришься в тепле.

Повеяло весной, большой, больной весной, запели птицы, и Саша остро почувствовала запах капели. От счастья, неповторимого, неподдельного детского счастья, которое сравнимо разве что с ожиданием новогоднего чуда, захотелось заплакать.

Саша сжала кулаки, со всей силы, так, что костяшки побелели. Она, в конце концов, уже не маленькая: у нее уже начала расти грудь, она учится аж в седьмом классе и даже уже прогуливала уроки – так, по мелочи, рисование да труды – разве можно плакать, если ты уже такая взрослая?

Свет фар ударил Саше в глаза, да так, что она аж зажмурилась от удивления. Свет ярко-зеленый, но странно успокаивающий – так выглядит новогодняя подсветка, если только можно представить лампы елочных гирлянд величиной с прожектор троллейбуса.

Стоп, подождите секунду. Троллейбуса?! Саша повернула голову по направлению света и так и застыла с открытым ртом.

Троллейбус. Самый настоящий, металлический, всамделишный троллейбус. Рога, не имея проводов, висят в воздухе, фары горят зеленым светом, а номеров у него нет. Маршрута, в общем-то, тоже.

Наверняка в нем мягкие синие сиденья, где так уютно расположиться, вытащить плеер с любимой музыкой и задумчиво сидеть в самом конце, проскальзывая взглядом по проносящимся мимо улочкам.

Дверь троллейбуса резко распахнулась. Раздался пронзительный скрип давно не смазанных железяк – нечасто, кажется, доводилось открываться этим дверям. Ступенька, еще ступенька, и Сашка увидела его.

Синий кондукторский жилет, доверху набитый всякой всячиной, седые кудри, пушистые чернющие залихватски подкрученные сверху усы и ярко-красный берет. За стеклами круглых очков совиные выпученные глаза.

– О-па! Нашлась, чертовка! Леопольд, ты погляди-ка, нашлась! – заголосил кондуктор. – Ты посмотри, какая уже взрослая выросла!

– Посмотрю, посмотрю, – загудел из кабины утробный бас. – Ну ты, конечно, даешь, дорогая моя. Опоздать на целых четырнадцать лет!

– Вот именно, – засуетился кондуктор. – Вот представь себе: четырнадцать лет болтаешься здесь, ждешь, пока какая-то девчонка, наконец, допетрит, что надо делать и куда идти. Параллельно развозишь остальных пассажиров туда и обратно (работу никто не отменял!)… а потом находишь, наконец, эту девчонку…

– А она рыжая, – из кабины раздался громогласный хохот водителя.

– Да хоть лысая, – кондуктор махнул рукой. – И вообще, не перебивай. Твое дело – ночное небо освещать да баранку крутить.

– Ой, знаешь ли…

– Отстань. Так вот. Находишь – а она, значит, выпендривается. Туда она не поедет, сюда не поедет, а куда ехать? А почему ехать? Поехали сейчас, вопросы потом задавать будешь.

Именно в этот момент у Сашки невероятно сильно зачесался затылок, но она подумала, что это, в конце концов, невежливо.

– Кто вы? Что происходит? Почему…

– Слушай, Леопольд, она какая-то… не очень умная, – кондуктор разочарованно вздохнул и почесал усы. – Если бы меня спросили…

– Да подожди ты, – опять голос из кабины.

Раздвижная дверь с грохотом распахнулась, и из кабины водителя вылез очень странный кадр. Низенький, пузатый мужчина в джинсовой куртке с нашивками старых, очень старых рок-групп, которых, казалось, было бесчисленное множество. Огромное количество карманов на куртке победно оттопыривалось, и из открытых хранилищ на свет показывались сигаретные пачки, значки, ручки, печенье, пакет молока – Сашке показалось, что в одном из карманов что-то пискнуло и заворошилось, да мелькнул маленький розовый носик. На носу у мужчины красовались радужные круглые очки.

– Ты меня не бойся, Сашк. Водитель я.

Подпишитесь на наш канал в TELEGRAM.
Новинки, подборки, цитаты, лучшие книги...
Подписаться
Возможно позже(