Манон Фаржеттон
Десять дней до конца света
© Gallimard Jeunesse, 2018
© Перевод на русский язык, издание на русском языке. ООО «Издательский дом «Тинбук», 2021
* * *Самое важное – воспринять то немногое, что оно успеет вобрать в себя от мира, прежде чем настанет тьма, выверить его впечатления и елико возможно исправить его ошибки. В каком-то смысле глаз уравновешивал бездну.
Маргерит Юрсенар. Философский камень[1]Нет в жизни ни будущего, ни прошлого.
Есть лишь настоящее, вечно истекающее кровью настоящее.
Кристиан Бобен. Цветок воздуха (из «Недостающей части»)Другая, не ты, никогда на заре не приветствует море,
Когда я, скитаться устав, выйду из темных лесов,
Из зарослей жгучей крапивы к пене морской.
Робер Деснос. Другая, не ты, никогда (из сборника «Тело и добро»)Об авторе
Манон Фаржеттон (родилась в 1987 году) переизобретает антиутопию с учётом того пути, который этот жанр преодолел в XXI веке: её текст очень кинематографичен, и сцены, изображающие саму катастрофу, опустевшие города и перемещения героев живо рисуются в воображении читателя. Ключевую роль в происходящем (и в многочисленных попытках предотвратить трагедию) играют технологии – но не только они. Когда на достижения техники положиться нельзя, остаётся надеяться на силу человеческих характеров – и у персонажей Манон Фаржеттон с этим всё в полном порядке.
На русский язык книгу перевела Нина Хотинская, которую российские читатели знают по многочисленным книгам Анны Гавальда, Амели Нотомб, Патрика Модиано и других французских авторов. В издательстве «КомпасГид» в её переводе выходили «Узник Двенадцати провинций» Франсуа Пласа и «Мечтатели Бродвея» Малики Ферджух.
Немного о книге
Коллекция антиутопий издательства «КомпасГид» пополняется. На этот раз о том, как может погибнуть мир и что мы в состоянии сделать, чтобы это предотвратить, размышляет в своей книге «Десять дней до конца света» французская писательница Манон Фаржеттон.
Как и во всякой хорошей антиутопии, действие в этом романе развивается молниеносно: из первых же абзацев мы узнаём о грандиозной катастрофе где-то в районе Тихого океана. И наблюдаем, как на эти страшные новости реагируют герои, с которыми нам предстоит провести более 200 страниц. Землю, судя по всему, буквально разрывает на части: серия взрывов от северного полюса до южного сначала «разрезала» планету в районе 180-го меридиана, а затем эти неведомые взрывы стали расходиться на запад и восток со скоростью 25 км/ч (на экваторе). Таким образом, каждый час исчезают в небытие очередные 25 километров человеческой цивилизации: не вполне даже ясно, что остаётся на месте, пройденном взрывной волной.
Герои книги живут во Франции, и каждый из них принимает собственное решение, как быть дальше. Правительства и журналисты быстро подсчитали: до Парижа смертоносная канонада доберётся примерно через 10 суток. Что делать, если известен финальный час как твоей собственной жизни, так и жизни всего человечества? Ответов может быть много, и неизвестно, какой из них – верный.
Писатель Гвенаэль, долгое время переживавший творческий кризис, фанатично стремится завершить начатую книгу. Его жена Сара цепляется за последнюю соломинку – талантливейших подчинённых, готовых бросить все силы и разработать какое-то средство, способное остановить трагедию. Майор полиции Беатрис Бланш понимает, что на ней в экстремальных условиях – особая миссия защищать людей друг от друга. Лили-Анн думает не о себе, а о родителях, застрявших в Японии, и поражается тому, как резко изменился привычный мир. А вот Валентин, напротив, изо всех сил делает вид, будто всё осталось по-прежнему, – ради тяжело больной матери.
Судьбы героев, поначалу совершенно не похожие, по закону жанра пересекутся – и тот же жанр диктует какое-то спасение. Но каким оно будет и будет ли? Читателя на пути к финалу этой книги ждёт немало сюрпризов.
Часть первая
1
Ч – 239
Никто не мог предвидеть этого.
Предвидеть могли торнадо, цунами, извержения вулканов, метеоритные дожди, ядерные катастрофы, наводнения, планету, задохнувшуюся от загрязнения окружающей среды, перенаселение, эпидемии, генетические манипуляции, которые всегда кончаются плохо. Могли предвидеть, что земля взбунтуется против глупости людей. Могли предвидеть самоуничтожение человечества. Но это – нет, это было нам невдомек. Да и как мы, в самом деле, могли? Даже сегодня, когда апокалипсис уже навис над нами, никто не имеет ни малейшего понятия, что же всё-таки происходит.
Пальцы Гвенаэля замирают на клавиатуре.
Морщинка залегает между бровей, когда он перечитывает только что написанное. Никто не мог предвидеть этого. Да, и он тоже не мог. Никогда еще текст не давался ему так трудно. А ведь это далеко не первый его роман. Но персонажи как будто бы норовят, воспользовавшись малейшей его рассеянностью, проделать брешь в пикселях между строк и разрушить весь его замысел. Они будто тащат Гвенаэля к книге, которую он писать не хочет. Персонажи – как чертов вирус, троянский конь в его мозгу. И коль скоро он не в состоянии от него избавиться, можно хотя бы минимизировать потери.
Недолго думая, Гвенаэль удаляет абзац.
Он с такой силой бьет по клавише, что Сара на другом конце гостиной отрывается от компьютера. Она приподнимает бровь.
– Всё хорошо? – выговаривают ее губы.
Он снимает наушник.
– Да. Поначалу текст сопротивляется. Ничего критичного.
Она кивает. Сколько лет уже они не говорят всерьез о его романах. В начале их отношений Гвенаэль хотел, чтобы Сара была его первой читательницей, но быстро ощутил ее неохоту. Она всегда находила предлог, чтобы уклониться от чтения, а когда всё же наконец читала, было слишком поздно: Гвенаэль к тому времени успевал несколько раз выправить текст, и Сарино возвращение к первому варианту теряло смысл и больше раздражало его, чем помогало. После нескольких семейных сцен он перестал настаивать. А она перестала читать. Что ж, он любил ее и за независимость тоже и мало-помалу простился с придуманным им образом семьи, в которой двое едины и в большом и в малом, вплоть до самого интимного, самого сокровенного: писательства.
– Пойду сварю кофе, – говорит она. – Ты будешь?
– У меня еще есть. Спасибо.
– Перерыв тебе не поможет?
Нет. Перерыв не поможет. И этот разговор, отвлекающий от работы, тем более.
– А то могли бы сделать ребенка.
Он смотрит на нее и улыбается. Дипломатической улыбкой. Он хотел бы сейчас быть в комнате один. Не гнать от себя призрак последних пятнадцати месяцев, не чувствовать своей вины за то, что мало трахался, что не ведет безупречный образ жизни, что в доме три роутера и волны вайфая бомбят их организмы, что ему не под силу обуздать свой трудоголизм. Не чувствовать своей вины попросту за то, что не получается ребенок, в то время как столько друзей без труда обзаводятся восхитительно белокурым потомством – иной раз даже сами того не желая, паршивцы.
Но Гвенаэль не один, Сара здесь, рядом и смотрит на него, чуть ли