чем вырубиться в первом же раунде, армянин получил удар левой в подбородок – за то, что сиротка Бенни все еще страдал из-за смерти родителей. Второй удар левой в челюсть он огреб за мир, который допускает, чтобы такое случалось, и еще один за слово «сиротка», которое Бенни ненавидел больше, чем любые антисемитские оскорбления, и которым одноклассники злобно и упорно награждали его. Армянин получил правой в брюхо за всех матерей и отцов, тетушек и дядюшек, дедов и опекунов – колонизированных граждан «цивилизованной» Британской империи, за всех скопом, – которые ссылали своих отпрысков в пансионы вроде Сент-Джеймса в Индии. Но ни один из этих ударов не смог повергнуть Тигра. Нет, уложил его на пол, а зрителей поднял на ноги ураган ударов, вызванный тем, что Бенни краем глаза заметил на трибунах появление юной темнокожей новициатки, сестры Аделы, с которой он едва ли перебросился парой слов, но которая – вплоть до сегодняшнего дня – с педантичной пунктуальностью являлась на все его поединки.

Он воспринимал ее присутствие на матчах как своего рода упражнение в служении – ему или школе (и, в более широком смысле, Богу?). Сейчас, как только рефери начал отсчет над поверженным армянином, сестра Адела в своих белых одеждах застыла рядом с группой учеников, чья бурная поддержка Бенни лишь оттеняла ее невозмутимость, внимательный взгляд черных глаз был устремлен на него. Но когда поединок так внезапно и победно прервался и Бенни пытался выбраться из толпы поклонников, хлынувших на ринг, она выскользнула из зала, не замеченная никем, кроме него.

Вечером гордый директор закатил настоящий пир в честь Бенни. Запеченная нога ягненка, жареный картофель, трайфл – но все эти западные кушанья Бенни едва попробовал, поскольку все его внимание было сосредоточено на кончике вилки сестры Аделы – та перебирала на тарелке кусочки еды, склонившись над угловым столом, где сидела вместе с остальными монахинями. Лишь однажды она встретилась взглядом с Бенни, и взгляд ее был столь пронзителен и укоряющ, что все его лицо заныло, особенно распухшая верхняя губа – результат единственного хука правой Армянского Тигра, который Бенни умудрился пропустить. Неужели она сердится на него?

Как будто чтобы избавить его от ответа на этот вопрос, на следующее утро отец забрал ее. Она вышла в облегающем бедра сари ярко-розового цвета, с которым резко контрастировали немыслимо черные пряди, ниспадавшие из узла внизу шеи – самой изящной шеи на свете. Королевская шея, твердил себе Бенни следующие несколько недель, безуспешно пытаясь сосредоточиться на ринге. Удивительно, но его желание драться удалилось из зала вслед за сестрой Аделой.

А месяц спустя от нее пришло письмо:

Милый Бенни,

Помнишь, как я прошла мимо, когда ты сидел в библиотеке и разговаривал сам с собой? Я подумала, ты умом повредился из-за того, что тебя все время лупцевали по голове. Но нет ты читал наставления святого Августина и говорил вслух Бог любит каждого из нас так, будто каждый из нас – единственный. Да, ты произносил это с большой иронией, но я сразу поняла что ты очень славный и глубоко внутри кроткий человек. И возможно ты думал о том же что и я. Что иногда необходимо пожить без человеческой любви, чтобы любовь Бога коснулась нас полнее. Это правда что никакая любовь человеческая не может быть такой незамутненной и глубокой как Божественная ты же согласен? Попытайся, как и я, думать о любви Бога всякий раз когда тебе грустно. О я знаю что ты поступишь наоборот! Что ж пускай это станет проверкой и напоминанием что истинные бунтари непредсказуемы. Я сказала себе Я НЕ СМОГУ ВЫДЕРЖАТЬ твой матч, когда узнала, что отец приедет за мной, но потом передумала. Обязательно было так жестоко обойтись с тем парнем? Ты представить не можешь как очень очень очень счастлива я была, когда ты побил его, так счастлива, что вот опять плачу. О Бенни. Помолись обо мне. Твоя дорогая Сестра Адела теперь жена.

Сим удостоверяю,

Пандита Кумари (миссис Джайдев Кумари)

Бенни плыл в Рангун в июне 1938-го, когда циклон, пришедший из Бенгальского залива, схватил пароход в свои неистовые объятия. С каждым креном судна Бенни, стоявший у поручней на верхней палубе, погружался в порывы ветра, выдувавшего из него удушливые годы одиночества в Индии, – годы, закончившиеся мятежным заявлением, что он переходит в веру святого Августина (чей Бог, как он искренне надеялся, любит его так же безусловно, как родители), в ответ тетки предложили исповедаться и готовиться к смерти. К тому времени, когда циклон миновал и в поле зрения показалось мирное устье реки Рангун, он чувствовал себя человеком почти без прошлого.

На причале его встретил служащий «Б. Майер & Компания Лимитед», процветающего предприятия по торговле рисом, которым управлял один из его троюродных братьев. Служащий – молодой англо-бирманец по имени Даксворт – был болтливее всех, с кем Бенни встречался прежде.

– Мне не сказали, что ты такой здоровяк! – воскликнул Даксворт, когда Бенни играючи забросил свой чемодан в повозку, запряженную парой буйволов (он-то воображал, что его встретят на автомобиле, которых на здешних дорогах было приличное количество). – Мистеру Майеру следовало определить тебя взвешивать тюки с рисом, а не штаны протирать в конторе! Не то чтобы служить клерком так уж безнадежно уныло, да и зарплата не безнадежно маленькая. Вполне достаточно, чтобы жить прилично, оплачивать стол и жилье в «Ланмадо ИМКА»[6]. Да ты и не захочешь жить в другом месте. Там полно отличных ребят, много британских офицеров, наполовину белых. А ты же… наполовину индус?

Прежде чем Бенни успел ответить, их накрыло послеполуденным ливнем, и Даксворт кинулся помогать возчику поднимать над повозкой ржавую металлическую крышу. На всякий случай, сообразил Бенни, лучше избегать расовых тем. Не потому что переживал насчет предубеждений – мистер Б. Майер являл собой блестящий пример еврейской успешности. Но ему осточертели ярлыки, которые больше никак его не характеризовали. Его еврейство было милой деталью из детства – да, это часть него, безусловно, но Бенни не видел никаких заметных проявлений еврейства в том человеке, которым стал.

Даксворт рвался взять его под крыло – так же страстно, как Бенни стремился упорхнуть из любых силков, ограничивающих его вновь обретенную в Рангуне свободу. За несколько последующих недель Бенни выяснил, что если он отлично справляется с работой, если старательно возится с документами, если всемерно любезен с парнями в ИМКА (где он был самым юным из постояльцев и всеобщим любимцем), если вознаградит Даксворта искренними улыбками или минутами внимательной беседы, то сумеет сбежать в город в одиночку. Итак, каждый вечер после