Агасфер. Старьевщик

Читать «Агасфер. Старьевщик»

0

Вячеслав Каликинский. Проект «Агасфер». Старьевщик. Роман

ОТ АВТОРА

Практически все герои романа «Старьевщик» – реальные люди, стоявшие у истоков создания контрразведки в России. Один лишь Михаил Берг, прозванный Агасфером, – образ собирательный. Именно он помог мне собрать «команду» патриотов России, пытающихся препятствовать разгулу разведчиков Германии, ШШ, Японии на рубеже XIX–XX веков, а также показать и тех, кто продавал военные секреты России оптом и в розницу.

Автор позволил себе несколько нарушить в некоторых местах хронологию событий…

ПРЕДИСЛОВИЕ

…Гудок паровой машины словно переключил время с тяжкого ожидания на непостижимую воображением быстроту. С первым его аккордом Асикага вырвал меч из ножен и без замаха нанес Бергу рубящий удар слева, в горизонтальной плоскости. Катана ударила по основанию сабли, которую Берг держал обеими руками, – удар был настолько мощным, что острие меча коснулось шеи офицера.

Берг уже видел, как тяжелый клинок, словно вопреки физическим законам, остановился у его лица и тут же стал возноситься вверх для завершающего удара. Какой-то первобытный инстинкт бросил молодого офицера под ноги противника в то самое мгновение, когда сердито жужжащий меч распорол воздух у него за спиной.

Перекатившись вперед, Берг вскочил, с отчаянием констатируя, что противник намного быстрее его. Асикага, по-кошачьи извернувшись, уже почти нанес завершающий удар. Клинок летел к левому боку молодого офицера.

Берг одной рукой попытался защититься – с таким же успехом он мог бы подставить под тяжелый меч легкую тросточку. Катана легко отбросила сабельный клинок, ударив по левой руке Берга, но одновременно сам Асикага получил страшный и неожиданный для него удар крылом семафора, мимо которого в тот момент промчался поезд.

Тело японца с наполовину оторванной головой и сучащими ногами было отброшено на самый край крыши вагона, перекатилось пару раз по инерции и свалилось вниз. Все было кончено. А поезд продолжал мчаться вперед. Он остановился позже, когда кровь из ран Берга залила окно вагона и перепугала пассажиров…

* * *

Потеряв сознание, Берг не слышал, как некий доктор из Варшавы, случившийся в соседнем вагоне, сердито распекал железнодорожный персонал за медлительность. Бегло осмотрев раненого, он потребовал как можно быстрее доставить офицера в больничный стационар. Властный тон доктора оказал на старшего кондуктора магическое действие: он распорядился перенести носилки с раненым в угольный тендер локомотива. Туда же забрался со своим саквояжем и доктор, а кондуктор, приказав машинисту отцепить вагоны, поместился с зажженным красным фонарем на крохотной площадке над передней решеткой паровоза.

Опоясавшись тучей пара, локомотив тронулся с места. Кондуктор знал, что они на «зеленой улице», однако из предосторожности поминутно размахивал красным фонарем и, перегнувшись, грозил машинисту кулаком: сигнал, сигнал подавай! Локомотив на предельной скорости мчался к Варшаве и ревел почти беспрерывно.

* * *

На крыльце стоял господин в черной визитке, с аккуратной бородкой. Он прикоснулся двумя пальцами к венскому котелку и шаркнул ногой:

Позвольте рекомендоваться: доктор Шлейзер из Варшавы! Предупреждая ненужные вопросы, я сразу и категорически заявляю вам, сударь, что не ищу практики или пациентов.

– Тогда что вам угодно?

– Говорит ли вам что-либо имя Михаила фон Берга, сударь?

– Мишеля? – Хозяин невольно поглядел по сторонам, шагнул к посетителю. – Да, разумеется – это жених моей дочери… Прошу вас, проходите, доктор.

– Слушайте меня внимательно, сударь! Господин фон Берг, которого вы уже завтра, возможно, откажетесь признавать женихом вашей дочери, попал в большие неприятности. Спасибо Иисусу – при монастыре сестер-бенедиктинок, куда я его отвез, есть приют для престарелых и убогих и вполне компетентный персонал сестер милосердия и даже два доктора, ушедшие от мира. Там я произвел единственно возможное, на мой взгляд, медицинское действие – ампутировал молодому человеку и без того почти что отрубленную руку и по прошествии двух дней оставил его на попечение этих самых бенедектинок.

* * *

Пароход сипло рявкнул, и капитан с мостика прокричал в блестящий рупор команду матросам. Дамы на палубе и на причале махали друг другу платками, мужчины салютовали более сдержанно – притрагивались пальцами к шляпам, приподнимали их, покашливали, прогоняя из горла невесть откуда взявшийся комок.

В растущую щель между корпусом судна и причалом с корабля полетели монеты. Почти все отъезжающие пассажиры непременно желали вернуться сюда!

Эномото стоял у левого борта, крепко держась за леер. Он точно знал, что в карманах его вице-адмиральского мундира нет ни одной монеты: накануне он отдавал мундир гостиничной обслуге в чистку. И вдруг он вспомнил!

– Мамочка, погляди, что дяденька военный делает! – громко зашептал мальчишка на палубе по соседству.

А Эномото торопливо рвал крючки и пуговицы мундира. Справившись с ними, он поспешно снял с шеи цепочку, на которой висела золотая монета, подаренная ему русским царем Александром на Монетном дворе Петропавловской крепости. Миг – и монета вместе с цепочкой, блеснув на солнце, полетела в серые волны залива Петра Великого…

…Но первому в истории дипломатических контактов двух стран Чрезвычайному и Полномочному посланнику не суждено было вернуться в Россию. Жалел ли он об этом?

Кто, кроме него, знает это?..

И вот прошло 20 лет…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ПРОЛОГ

Сознание возвращалось медленно, словно через силу. Звуки и свет давили на нервы какими-то неровными толчками. Серая муть ненадолго сменялась ясными короткими картинками – чтобы тут же заволочь все на свете глухой вязкостью небытия.

Яснее всего ощущался холод – причем холоднее всего было рукам, лежащим на гладкой отполированной плите – то ли из камня, то ли металлической. Он попробовал открыть глаза и почувствовал на лице плотную повязку. Попробовал снять ее – и не смог: руки оказались плотно примотанными к этой холодной плите. Попробовал пошевелиться – и тоже не смог: в тело врезались ремни, которыми его предусмотрительно привязали к стулу.

Последний отчаянный рывок Агасфера словно окончательно включил его слух. Он различил чьи-то шаги неподалеку, покашливание, невнятное бормотание. Потом кто-то, не слишком церемонясь, сорвал с его глаз повязку, и Агасфер зажмурился от слишком яркого, как ему показалось, света электрической лампы, свисавшей откуда-то с терявшегося в темноте потолка. Он поморгал, и предметы, находившиеся в поле его зрения, начали обретать четкость.

Его руки – здоровая и культя со снятым протезом – были действительно привязаны к металлической плите, прямо под массивной рамой какого-то станка. Сбоку от основания этого станка виднелось мощное колесо-маховик.

Снова послышались шаги, и по другую сторону станка показались лица двух людей, внимательно разглядывающих своего пленника. Одно лицо было явно знакомым – только Агасфер, еще не полностью вынырнувший из беспамятства, никак не мог вспомнить – кто это? Второе лицо, показавшееся ему добрым, было совершенно незнакомым.

– Доктор, вы уверены, что наш гость пришел в себя? Что он слышит нас, видит и полностью отдает отчет происходящему?

– Незнакомец с добрым лицом обошел станок,