Тата Кит
Моя любимая проблема
"Мамочки" бородатые
На цыпочках вхожу в дом. И почему ночью треск открываемого замка кажется особенно громким? Это же буквально сирена, голосящая о том, что гулящая девка врывается в хату! Готовьте ремень, угол и горох!
- Тихо ты! – шикаю на дверь, которая даже закрыться бесшумно не может.
Замираю. И в без того тёмном доме прикрываю глаза и прислушиваюсь к звукам.
Так. Никто не бежит сверху с воплем, что оторвёт мне башку и натянет её на глобус. Отлично. Значит, все спят сном слюнявого младенца и никто не узнает о том, что вместо обещанной полуночи я припёрлась домой в четвертом часу ночи.
Да-да! Я очень плохая девочка и не обязательно мне об этом напоминать ежедневно. Или ежечасно, как это делает мой старший братец, протяжно и очень шумно при этом вздыхая. Родители уехали заграницу и оставили меня на его шею. Он этому был не очень рад (совсем не рад), но кто его спрашивал, собственно?
Не дыша, снимаю кеды рядом с предполагаемым местом расположения тумбочки для обуви. Поджав губы, на цыпочках прохожу к лестнице и слепну, когда самый настоящий прожектор бьёт мне в глаза.
- Выруби! – шепчу озлобленно и прикрывая глаза руками.
- Ты на часы смотрела? – рычит на меня братец.
- Смотрела. Они круглые, - привычно задираюсь я.
- Да она, походу, пьяная, - гремит рядом другой мужской голос и в глаза ударяет свет второго телефонного фонарика.
Класс! Только этого воспитателя мне не хватало. Лучший друг брата, который за последние пару лет улыбнулся мне лишь однажды, когда я поскользнулась весной во дворе и упала задом в лужу.
Подал ли он мне руку, аки джентльмен? Конечно.
Подала ли я ему руку в ответ? Безусловно. Средний палец, ведь, - часть руки?
- Ром, а ты теперь без нянечки уснуть не можешь, да? – спрашиваю у братца.
- Я тебе сейчас глаз на задницу натяну, сикля малолетняя! – братик хватает меня за ухо и не очень ласково подтаскивает к себе. – Ну-ка, дыхни!
- Сам ты сикля малолетняя! – брыкаюсь в его руке, продолжая слепнуть от света фонарей на меня устремленных. Ещё бы иглы под ногти загнали. – Мне уже девятнадцать, вообще-то!
- А мне двадцать шесть, мелочь пузатая. Будем мериться опытом или ты молча в свою комнату поднимешься? – шипит в лицо братик.
- Не боишься утонуть в комплексах, если я расскажу тебе о величине своего опыта, Ромчик? – ехидничаю я и тут же чувствую, как запястье тонет в стальной хватке жёстких пальцев.
Так брат бы в меня не вцепился.
- Ну-ка, – дёргает меня на себя Руслан, впечатывая с размаху в свой торс. Очень голый торс. – Поведай-ка мне о своём опыте, малыш. Уверен, я смогу тебя удивить.
Фонарик в этот раз светит откуда-то снизу, зловеще подсвечивая своего владельца. Скольжу взглядом по широкой обнаженной груди, ключицам, сильной шее с пульсирующей в бешеном ритме венкой на ней. Цепляюсь взглядом к светлой щетине на его подбородке, губам, что сейчас сжаты в тонкую нить и, наконец, натыкаюсь на пронзительные серые глаза.
- Малышом будешь называть своих подстилок, - отвечаю ему и резко выдергиваю руку, игнорируя боль. – А у меня имя есть, если ты забыл.
Ехидная ухмылка касается его губ и лучиками растекается в уголках глаз.
***
- Так, деловая колбаса, - мягко тянет меня на себя братец. – Ты чего такая борзая? Правда, пила?
- Не пью я, - закатываю глаза, с трудом отрываясь от борьбы взглядами с Русланом. – Невкусно мне пить. Сам же знаешь.
- А зато языком своим поганым трясти как попало – очень вкусно, - иронизирует Ромка.
- Конечно. Я этот язык во рту девятнадцать лет гоняю, - стаскиваю с плеч косуху и безцеремонно всучиваю в руки стоящего рядом Руслану.
Как ни странно, но он принимает мою куртку так, словно делал это годами. Как услужливый дворецкий. Что это с ним? Не до конца проснулся? А я-то ждала продолжения словесной перепалки, в которой в конце придушила бы его рукавами куртки.
- А ещё что ты во рту гоняешь? – прилетает в спину вопрос, пока я поднимаюсь по лестнице на второй этаж.
Ах, вот оно что! Он силы берёг…
- Рус, ты охренел?! – слышится щелчок удара кулаком в обнаженное плечо.
Братцу такой вопрос совсем не понравился. А вот Руслан нисколечко не смутился, продолжая смотреть на меня снизу вверх, с чуть приподнятым уголком губ.
- Подожди, Ром, - грациозной кошкой спускаюсь на пару ступеней ниже и опираюсь на перила. Томным голосом, глядя в серые глаза, что в свете телефонного фонарика кажутся глубокими черными безднами, произношу. – Пусть дядечка поразвлекается. Поработает немного ртом для разнообразия, а не тем местом, которым привык обычно, - многозначительно бросаю взгляд на его ширинку и нарочито медленно возвращаю внимание к лицу, с садистским удовольствием разглядывая литой торс с порослью коротких волос на груди.
Тестостерона у этого дядечки хоть отбавляй. Не мудрено, что за широкой спиной стоит гарем наивных тупиц, каждая из которых считает себя той самой «единственной».
- Ещё немного и я решу, что ты ревнуешь, - шевелятся его губы.
- Мечтай, - фыркаю я. – В таком случае мне следует ревновать нашего добермана Добби, когда он заглядывает под хвост каждой проходящей мимо суки. Прости, Руслан, но ты даже до пса не дотягиваешь в моей системе ценностей.
- Симка! – рявкает на меня братец. – Захлопнула рот, поднялась в комнату и захлопнула в неё дверь с внутренней стороны.
- Боюсь-боюсь, - вскидываю руки ладонями вверх и продолжаю подъём по лестнице, не забывая бросить последнюю колкость. – Спокойной ночи, мамочки!
- Я тебе устрою «мамочки», мелочь! – доносится угроза братца снизу.
- Мамочка, борщишь, - откликаюсь укоризненно и сразу срываясь с места, услышав приближающийся по лестнице топот.
Забегаю в свою комнату и захлопываю дверь, как было велено – сразу после рта.
- Я тебя когда-нибудь прибью, - рычит Ромка, чуть запыхавшись, по ту сторону дверного полотна.
- А я тебя люблю, - отзываюсь, прикусывая губу в дурацкой улыбочке, зная, как его обезоруживает такое моё признание в сестринской любви.
- Я тебя тоже, - выдыхает он после короткой паузы. – Коза мелкая.
За Рус...
- Подъём, мелочь.
Прохладные пальцы брата коснулись ноги, которую я неразумно высунула во сне из-под одеяла.
- Не-а, - ответила я полусонно и спрятала ногу.
- Подъём, говорю, - Ромка настойчиво стянул с меня одеяло и отшвырнул его куда-то в сторону.
В комнате стало ветрено. Свернулась калачиком и покрепче обняла подушку.
- А если я голая спала бы? – поинтересовалась, не открывая