Читать «Карты на стол»

Широко распространено мнение, что детектив чем-то похож на большие скачки, где много участников состязания, лошадей и жокеев. Истратив деньги, вы делаете свой выбор! С общего согласия избранником становится вовсе не тот, кто является любимцем на ипподроме. Другими словами, герой детектива — это человек, совсем не похожий на главное действующее лицо, чаще всего совершенно вроде бы не имеющий шансов на успех. Выбирайте личность, менее всего подозреваемую в преступлении, и в девяти случаев из десяти вы справитесь со своей задачей.

И так как я не хочу, чтобы доверяющие и преданные мне читатели вдруг отбросили с отвращением эту книжку, я заранее предупреждаю, что этот роман «совсем другого рода». Здесь только четыре участника, но каждый из них при определенных обстоятельствах мог бы совершить убийство, о котором пойдет речь. А это же сразу и окончательно исключает элемент неожиданности. И все же, как мне кажется, и тут возникнет такой же интерес к этим четырем лицам, каждый из которых уже успел совершить преступление и вполне способен совершить его в будущем. Все четверо — совершенно разные типы; причины, толкнувшие каждого из них на преступление, сугубо личные, присущие только данному человеку, и каждый применял при этом разные, резко отличающиеся от других приемы. Вот почему к распутыванию этого дела нужно подходить чисто психологически, но, тем не менее, это ничуть не снижает интереса к действию.

В качестве дополнительного аргумента в защиту предлагаемого романа должна сказать, что это дело — одно из наиболее любимых у Эркюля Пуаро. Его друг, капитан Хастингс, считает, однако, все это довольно скучным. Хотелось бы мне знать, с кем из них согласится читатель.

— Мой дорогой мосье Пуаро!

Сказано это было вкрадчивым тихим голосом, хотя чувствовалось, что все уже заранее тщательно продумано и рассчитано на эффект.

Эркюль Пуаро быстро обернулся.

Он поклонился, церемонно обменялся рукопожатием. Глаза его вспыхнули каким-то странный блеском. Было явно видно, что в данном случае встреча пробудила в нем чувства, которые ему редко приходилось испытывать.

— Мой дорогой мистер Шайтана! — воскликнул он. Наступило молчание. Сейчас оба были похожи на дуэлянтов, оба насторожились. Вокруг тихо вихрилась разодетая, ко всему безразличная лондонская знать.

Было слышно, как медленно, сонно, почти шепотом произносили они свои замечания:

— Дорогая это прелестно!

— Просто восхитительно, не так ли, милая. Происходило это на выставке табакерок в Уэссекс-хауз. Плата за вход — одна гинея, сбор в фонд помощи лондонским больницам.

— Дорогой мой, — сказал мистер Шайтана, — как же мне приятно встретиться с вами! Наверное, теперь не так уж много осталось тех, кого вы приговариваете к повешению или гильотине? В преступном мире наступил период затишья? Или, возможно, сегодня днем здесь ожидается сенсационное ограбление? Вот это было бы здорово!

— Увы, мосье, — сказал Пуаро. — Я здесь всего лишь. Как сугубо частное лицо.

Внимание мистера Шайтаны на какой-то момент переключилось на довольно приятную молодую красотку с прической, представлявшей собой туго завитые кудри на одной стороне головы и три рога изобилия из черной соломы на другой.

— Дорогая моя, — сказал ей Шайтана, — а почему это вы не пришли тогда ко мне? Вот уж действительно был чудесный вечер! Многие удостоили меня своей беседой. Одна дама даже сказала. «Здравствуйте!», «До свидания» и «Большое спасибо», но она, бедняжка, конечно, была из провинции!

Пока молодая красотка подыскивала подходящий ответ, Пуаро воспользовался случаем, чтобы как следует изучить украшение из волос над верхней губой мистера Шайтаны.

— Красивые усы, очень даже красивые Возможно, единственные усы во всем Лондоне, которые могли бы конкурировать с усами самого Эркюля Пуаро.

— Но все же его усы не такие роскошные, — пробормотал про себя Пуаро. — Нет, решительно они во всех отношениях хуже. И тем не менее, они привлекают внимание.

В мистере Шайтане все привлекало внимание, так, как и было задумано. Он преднамеренно рассчитывал поразить всех своей схожестью с Мефистофелем. Высокий, худой, с длинным меланхолическим лицом и резко подчеркнутыми бровями, черные, как смоль, усы с напомаженными кончиками, крошечная черная бородка — эспаньолка. Его костюм — произведение искусства — был сшит превосходно, но с чуть заметной претензией на эксцентричность.

Любой мало-мальски уважающий себя англичанин, увидев Шайтану, совершенно искренне и страстно имел желание проехаться по его адресу. Обычно он бросал в таком случае единственное, не отличавшееся оригинальностью, выражение: «Вот он, этот проклятый инородец, этот презренный Шайтана!».

А жены, дочери, сестры, тетки, матери и даже бабушки, в зависимости от возраста, варьировали это выражение на свой лад: «Знаю, дорогая. Конечно, он ужасный человек, но как богат! И какие удивительные дает приемы! Хоть ни о ком не скажет хорошо, всегда злорадствует и язвит».

Никто не знал, был ли мистер Шайтана аргентинцем, португальцем, греком или человеком еще какой-то другой национальности, одинаково призираемой коренными англичанами. Но очевидными оставались три неопровержимых факта: первое — мистер Шайтана жил богато и красиво в превосходном доме на Парк-лейн; второе — он устраивал восхитительные приемы, то большие, то маленькие, то мрачные, то блестяще респектабельные, но всегда довольно «странные по своей эксцентричности». И, наконец, третье — он был человеком, которого почти все немного побаивались.

О последнем вряд ли кто-либо мог высказаться определенно. Очевидно, укоренилось такое мнение, что он знает о каждом чуть-чуть больше, чем нужно. И кроме того, существовало еще и другое мнение, а именно: что чувство юмора было у него не совсем обычным.

Почти всегда каждый чувствовал, что лучше не рисковать и не задевать мистера Шайтану.

И вот как раз сегодня его юмор был направлен на этого маленького, выглядевшего таким нелепым человека по имени Эркюль Пуаро.

— Так значит, даже и полицейские нуждаются в отдыхе! — сказал мистер Шайтана. — Вы, мосье Пуаро, даже в таком преклонном возрасте занимаетесь изучением предметов искусства?

Пуаро добродушно улыбнулся.

— Мне кажется, — ответил он, — что вы и сами представили на этой выставке три табакерки.

Мистер Шайтана небрежно махнул рукой.

— То здесь, то там приходится делать небольшие одолжения, а вы должны как-нибудь непременно заглянуть ко мне домой. У меня есть кое-что интересное. Правда, я не связываю себя никакими определенными периодами или классификацией предметов.

— У вас вкусы католика, — улыбнувшись, заметил Пуаро.

— Пожалуй, что так.

И вдруг в глазах мистера Шайтаны что-то заплясало, уголки рта его вздрогнули, брови изогнулись в причудливую линию.

— Я смог бы даже показать вам нечто целиком в вашем вкусе, мосье Пуаро!

— Так значит, у вас есть свой собственный «подпольный» музей?

— Ну, что вы! — мистер Шайтана с пренебрежением щелкнул пальцами. — Чашка, которой пользовался убийца Брайтона, или отмычка знаменитого взломщика — все это абсурд и детские забавы! Я бы никогда не стал обременять себя подобными пустяками. Я коллекционирую лишь самое лучшее, что есть в этом