Читать «Трагедия в трех актах»

Мистер Саттертуэйт сидел на террасе виллы «Вороново гнездо» и смотрел, как ее хозяин, сэр Чарлз Картрайт, взбирается по тропинке, ведущей от моря к дому.

Вилла «Вороново гнездо» представляла собой современный образчик бунгало, снабженного всяческими усовершенствованиями. Ни намека на портики, фронтоны и прочие архитектурные украшения, столь любезные сердцу зодчего средней руки. Это было незатейливое приземистое сооружение из белого камня, гораздо более просторное внутри, чем можно предположить по его внешнему виду.

«Вороновым гнездом» вилла была названа потому, что стоит высоко над морем, и из нее как на ладони видна гавань Лумаут. Терраса, обнесенная прочной балюстрадой, одной стороной круто нависает над морем. Если идти по дороге, то от «Воронова гнезда» до города не менее мили. Дорога эта, петляя, поднимается над морем и уходит в глубь побережья. Но сэр Чарлз Картрайт шел сейчас крутой рыбачьей тропой, по которой до города рукой подать — минут семь пешком.

Сэр Чарлз был стройный загорелый человек средних лет, одетый в поношенные серые фланелевые брюки и белый свитер. Он шел размашистым шагом, слегка согнув руки в локтях. «Сразу видно — бывалый моряк», — сказали бы многие, глядя на него. Однако более проницательный наблюдатель призадумался бы, смущенный какой-то фальшью в этой картине. Перед ним бы тоже возникли палуба, шхуна… Но — не настоящие, а грубо намалеванные на заднике сцены… По палубе, залитой светом — не солнца, а юпитеров, — вразвалочку идет Чарлз Картрайт, согнутые в локтях руки слегка напряжены… И голос, хорошо поставленный, немного по-актерски форсированный, голос истинного джентльмена в роли английского моряка:

— Нет, сэр, — говорит Чарлз Картрайт, — весьма сожалею, но вы больше ничего от меня не услышите.

С шумом падает тяжелый занавес, вспыхивают лампионы, оркестр взрывается заключительным крещендо.

«Не желаете ли шоколаду? Лимонад, пожалуйста!» — щебечут хорошенькие девушки с наколками в виде огромных бантов. Заканчивается первый акт «Зова моря» с Чарлзом Картрайтом в роли капитана Венстоуна.

С высоты своего положения мистер Саттертуэйт с улыбкой поглядывал на сэра Чарлза. Маленький, высохший почти до состояния мумии, мистер Саттертуэйт, попечитель всяческих искусств, и уж конечно же театра, закоренелый сноб, однако вполне приятный в обхождении, был непременным участником аристократических богемных забав и увеселений. Без него не обходилось ни одно более или менее заметное событие светской жизни. «И мистер Саттертуэйт» — этими словами неизменно заканчивался список приглашенных. Впрочем, мистер Саттертуэйт был наделен незаурядным умом и редкой проницательностью.

— Вот уж никогда бы не подумал, право, — тихо проговорил он, покачав головой.

Заслышав шаги у себя за спиной, он обернулся. Высокий седовласый джентльмен отодвинул кресло и уселся в него.

При взгляде на его немолодое, умное лицо, на котором лежала печать привычной доброжелательности, не возникало никаких сомнений относительно его профессии, словно на лбу у него было написано: «Врач. Харли-стрит».

Сэр Бартоломью Стрендж весьма преуспел в своей области. Он был известным специалистом по нервным заболеваниям, и недавно, по случаю Высочайшего тезоименитства, его возвели в дворянское звание.

Он придвинулся вместе с креслом к мистеру Саттертуэйту и сказал:

— Так о чем это вы никогда бы не подумали, а? Ну-ка выкладывайте.

Мистер Саттертуэйт, улыбаясь, показал глазами на сэра Чарлза, ловко поднимавшегося по тропинке.

— Никогда бы не подумал, что сэр Чарлз найдет удовольствие в столь долгом.., э-э.., заточении.

— Я и сам удивляюсь, ей-богу!

И доктор засмеялся, откинув назад голову.

— Я знаю Чарлза с детства. Мы и в Оксфорде вместе учились. Он всегда такой — в жизни играет лучше, чем на сцене. А играет он постоянно. Ничего не попишешь: привычка — вторая натура. Он даже из комнаты не выйдет, как все люди, он… «удалится» да еще под занавес эффектную реплику бросит. Впрочем, он вечно примеряет к себе разные роли. Два года назад оставил сцену, дабы, по его словам, вкусить радости простой сельской жизни, вдали от света, и позволить себе наконец вполне насладиться тем, что так давно влекло его — морской стихией. И вот едет сюда и принимается строить «простой сельский коттедж». Три ванные комнаты, кругом разные новомодные штучки… Я тоже был уверен, что Чарлзу все это скоро наскучит. В конце концов ему ведь нужна публика. Два-три отставных капитана, стайка пожилых дам, пастор — разве это зрители? «Простой парень, влюбленный в море» — я думал, ему полугода для этой забавы за глаза хватит. Потом все ему прискучит, и он разыграет роль утомленного светом денди, скажем, в Монте-Карло или владетельного лорда где-нибудь в Шотландии, ведь Чарлз так непостоянен.

Доктор умолк. Он и так слишком долго говорил. Глаза его с неподдельной теплотой озабоченно следили за сэром Чарлзом, который поднимался по тропе к дому, не подозревая, что за ним наблюдают. Вот-вот он уже появится на террасе.

— Однако, сдается мне, мы ошиблись, — снова заговорил сэр Бартоломью. — Простая жизнь, похоже, ему не наскучила.

— В человеке, который превратил свою жизнь в театр, так легко ошибиться, — проговорил мистер Саттертуэйт. — Не стоит доверять его искренности.

Доктор кивнул.

— Да, вы совершенно правы, — задумчиво сказал он.

— Привет! — воскликнул Чарлз Картрайт, взбегая по ступеням на террасу. — «Мирабель» превзошла все ожидания. Жаль, что вы не пошли со мной, Саттертуэйт.

Мистер Саттертуэйт покачал головой. Пересекая Ла-Манш, он всякий раз терпел жестокие страдания и, не питая никаких иллюзий на свой счет, не хотел подвергать себя новым испытаниям. Утром из окна своей спальни он наблюдал за маневрами «Мирабели». Дул крепкий бриз, и мистер Саттертуэйт от души возблагодарил небо за то, что остался дома.

Подойдя к окну гостиной, сэр Чарлз велел подать напитки.

— Вам тоже следовало бы походить на яхте, Толли, — обратился он к своему другу. — Вы же у себя на Харли-стрит только и делаете, что расписываете своим пациентам прелести морских прогулок.

— Знаете, в чем главное преимущество профессии врача? — проговорил сэр Бартоломью. — Возможность не следовать своим собственным советам.

Сэр Чарлз засмеялся. Он машинально все еще играл свою роль — этакого грубовато-веселого морского волка.

Он был необыкновенно хорош собой — великолепно сложенный, с худощавым ироничным лицом; едва заметная седина на висках только придавала ему изысканности. Его внешность не оставляла сомнений — в первую очередь он джентльмен, а потом уже актер.

— Вы ходили на яхте в одиночку? — спросил доктор.

— Нет. — Сэр Чарлз взял стакан с подноса, который держала нарядная горничная. — Со мной был матрос, уточняю — юная мисс Мими.

Едва уловимая тень смущения в тоне, каким это было сказано, заставила мистера Саттертуэйта насторожиться.

— Мисс Литтон Гор? Разве она что-нибудь смыслит в парусах, яхтах и прочих морских премудростях?

Сэр Чарлз