2 страница
мгновенно, вызвался самому вести войска к логову Братства Десяти. Он говорил, что первосозданные из Братства сговорились с ахменами, и напали на Аскара и его отряд. Затем освободили Ариса, забрали Сокровище и сбежали.

Все сходилось. Но у меня имелись вопросы.

Зачем первосозданным сначала выбирать Аскара лидером Братства Десяти, соглашаться на мир и окончание Войны, соглашаться с обвинениями Аскара против Ариса, а потом нападать на них, зная, что может произойти потом? Тем более, они оставили Аскара в живых, а это очень странно.

У Плеара были ответы. Он утверждал, что не знает, почему они оставили Аскара в живых, но знает, почему его предали. Он был обычным человеком, — да, безусловно великим, но человеком, не первосозданным. Первосозданные предали своего бога ради Сокровища, разве не могли они предать обычного человека? Тем более, что Братство всегда преследовало только свои цели, не желая никого в них посвящать.

Что до ахменов, то они еще до Войны начали сражаться на стороне первосозданных, так что тут все было ясно.

Плеар подытожил: первосозданные и ахмены предали нас и свои клятвы, перебили отряд Аскара, украли Сокровище и вытащили Ариса из плена, где ему грозила явная казнь. Он предлагал атаковать как можно скорее, пока предатели не ушли далеко.

Тогда пришло время озвучить решение.

Возможно, ты осудишь меня. Возможно — поддержишь. Но стратеги Эоники сами выбрали меня гегемоном после предательства Ланоров. Иногда я думаю, что это самое худшее, что случилось со мной в жизни.

Помнишь, я рассказывал про переселенцев, которых мы встретили по дороге? Так вот, они помогли мне принять решение…

Глаза людей изменились. Раньше, во время Войны, я видел в них только печаль, боль и страх, но сейчас… я увидел в них надежду. Веру в будущее, в котором нет Войны и ее тьмы.

И мы не могли забрать эту надежду сейчас, когда раны еще так свежи. Мы не могли увязнуть в этом снова.

Я сказал, что новой войны не будет. Сказал, что через неделю мы закончим приготовления, и — наконец! — поплывем домой. Сказал, что наше главное сокровище — те, кто выжил, а не всякие игрушки Богов, из-за которых мы все чуть не погибли. Но когда мы залечим раны, то вернемся и заберем то, что принадлежит нам.

Скайл вздрогнул, но промолчал. Лавиан одобрительно кивнул. Плеар готов был взорваться.

Я не буду описывать все, что он говорил. Он сводил все к Сокровищу, говоря, что люди ожидают, что с его помощью мы сможем оживить их павших родных, как и обещали Боги. На самом деле, я думаю, ты понимаешь, что он говорил о Ламии — он надеялся ее вернуть.

В конце концов, он бросил мне в лицо слова, что жалеет, что тогда выбрали гегемоном меня. И ушел.

Я смотрел ему в спину и понимал, что теперь восстание эланов — лишь вопрос времени. И раньше до меня доходили такие слухи, но теперь это реальная угроза всей гегемонии. Плеар — грозный противник; я хочу, чтобы ты уже сейчас начал подготовку на случай восстания его области.

В конце я приказал Скайлу подготовить послание к людям, в котором будет все объясняться; они имеют право знать. Лавиану я приказал подготовить указ о том, что все джераиты могут отправиться с нами в Эонику. Мы выделим им землю, они будут на равных со всеми правах. Все, кто останутся на Джерае, будут называться предателями до конца дней этого мира.

Я знаю, что тебе не понравится это. Но мы должны как-то изолировать преданных Братству ахменов. Мы обговорим это подробнее, когда я вернусь.

И последнее.

Тьма… я опять чувствую ее внутри. Она пожирает мою душу, запивая аурой. Я был уверен, что тьма отступила навсегда, но после этих известий она вернулась вновь.

Я боюсь ее больше всего. Я хочу бежать, — но куда убежишь от врага, который внутри тебя? Я слышу крики в голове. Я вижу лица…

Помнишь наставления отца? Тебе трудно — молись. Тебе больно — молись. Хочешь плакать — молись. Он говорил, что вера никогда не оставит тебя одного. Он говорил, что вера разгонит тьму.

И он был прав. Всю жизнь я следовал этим правилам, и всегда вера помогала мне. Я молился нашим Богам, — и чувствовал в сердце что-то… ну ты понимаешь, этого не объяснить словами. Я чувствовал, что не одинок.

Но отец не предвидел одного момента. Он не думал, что Арден когда-то останется без Богов.

Кому молиться, если твои Боги пали?

Хороший вопрос, правда? Интересно, как бы отреагировал отец, узнай, что мы добровольно последовали за Аскаром и обратились против тех, кому поклонялись?

Думаю, он бы не выдержал такого. Хорошо, что он этого не застал.

Теперь нам нужно учиться жить по-новому. Без первосозданных и всех благ, которые породил их разум. Но главнее всего — без Богов. Возможно, мы сможем найти новых?

Что я несу!

Не знаю, смогу ли изменить тому, во что верил всю свою жизнь. Но, во всяком случае, в моей власти сделать так, чтобы наших потомков не заботил этот вопрос.

Но нам придется начать с себя, если мы хотим что-то изменить. Мы должны сбросить с себя всю ветхую одежду, дабы облачиться в свежее одеяние в преддверие новой эпохи нашего мира. Посему, Ианн, считай это приказом: сними медальон Хаоса и привселюдно швырни его в реку. Скажи людям, что времена Богов и первосозданных подошли к концу, и вскоре их ждут большие перемены.

Скажи им, что Война закончилась. Боги пали. Сокровище утеряно.

Скажи им, что мы, ардениты, начинаем новую жизнь. И пусть помогут нам…»

Пролог

«Надежда»

400 лет спустя

Элорину кажется, что целую вечность он видит один и тот же сон.

Мир погибает, а он находится в самом центре смерти. Безтелый, словно дух, он носится от земли к земле, от города к городу, от человека к человеку. Он может слышать стоны людей, запах огня, чувствует страх, окутавший Арден, — он может все, кроме одного: помочь кому-либо.

И везде он видит их — бесчувственных. Безликие твари, прибывшие, казалось, из самого Небытия, несли в себе тьму и огонь. Их многотысячные легионы набрасывались на города, оставляя после себя лишь пепел. Никто не мог убежать. Надежда давно оставила тот мир, что он видит.

Метаясь по всей земле, и не в силах помочь, Элорин знает, что виноват в этом разрушении только он сам.

Но он уверен, что надежда вернется. Она всегда возвращалась.

— Защити нас! — ревет он в небо, когда Арден трескается пополам, земля тонет в крови, а солнце тухнет, — его сон всегда заканчивается одинаково.

В ответ всегда одни и те же слова. Он слышал их раньше, но не может вспомнить, где именно:

— ОНИ НАЙДУТ АРДЕН, РАНО ИЛИ