Крепостной шпион
Они захотят попрекнуть меня в недостоверности
фактов, но я гордо отвечу гонителям, что превыше
всего ставлю достоверность помыслов и чувств.
Первейшее из чувств есть любовь, которая
в неравных долях смешивает высокое и низменное,
божественные вершины и пропасти ада.
Михаил Сушков
(из комментариев к Российскому Вертеру).
ПРЕЛЮДИЯ
сего за две недели до гибели на плахе короля Франции Людовика XVI, когда после падения Бастилии прошло уже три с половиной года, а до восшествия на престол артиллерийского генерала Бонапарта оставалось ещё одиннадцать лет, в северной части Парижа в маленькой таверне под яркой круглой вывеской «Чёрный петух», сидя на высоких табуретках пили красное вино три человека.
— Ещё бутылочку «Amontillado»! — крикнул один из гостей.
Хозяйка подошла к столику. Коричневое длинное платье, красный пояс по моде 1789 года за пояс заложен кинжал, а на голове маленькая шапочка с трёхцветной кокардой.
— «Amontillado»?
— Именно «Amontillado»! Две бутылки!
Рассмотрев как следует своих посетителей хозяйка не сдержала улыбки. Двое сидящих за столом в одежде более всего походили на провинциальных буржуа, но холёные руки и немного растрёпанные, но ухоженные волосы выдавая в них аристократов. Первый — голубоглазый блондин с тоненькими только пробивающимися усиками. Второй — огненно-рыжий широкоплечий красавец. Третий посетитель оказался женщиной. С нескольких шагов не различишь. Обычное дорожное чёрное платье, громкий певучий голос могли принадлежать и подростку, но, приблизившись, хозяйка ясно увидела нежный овал лица, алые губы, тёмные огромные глаза, каштановые локоны на щеках.
— А что будет пить мадемуазель? — спросила хозяйка, не без иронии.
— Тоже, что и господа.
Девушка усмехнулась и заговорила с голубоглазым блондином на незнакомом кабатчице русском языке.
— Мне кажется, никогда не научусь выдавать себя за мужчину.
— По-моему, глупо было и пробовать, — отозвался тот, так же по-русски.
— То, что ты, Аглая, шпагой и пистолетом владеешь получше гвардейца, ещё не даёт тебе возможность отрастить гвардейские усы.
— Прости, Андрей Андреич, не могу с тобою согласиться, — возразил рыжий. — Твоя сестра не вызывает во мне никаких чувств кроме дружеских, хотя я не смог бы отказать ей в красоте, потому, что мне кажется, здесь нет разницы — женщиной ты выступаешь против бунтовщиков или мужчиной. Но давайте о деле. — Он понизил голос до шёпота. — Вчера был курьер, привёз пакет от магистра. Магистр предлагает нам любой ценой препятствовать казни короля.
— Но каким образом? Как мы можем препятствовать? Право же, Виктор, посуди сам. Как?
— Многие депутаты выступают за тюремное заключение. Казнь Людовика предрешена, — сказал рыжий Виктор. — Марат заявил в своей речи, что аристократы пьют кровь народа. Теперь я думаю, бунтовщики, казнив очередного аристократа, будут открывать его пальцами рот и проверять были ли у Дракулы клыки.
— Увы, они всё понимают буквально, — согласился Андрей, — но как же, что нам делать? Мы не можем оставить требование магистра без внимания.
— А по-моему, нам следует уделить внимание этому прекрасному вину, — сказала Аглая. — Мы случайно удивили хозяйку, а это дурно.
В таверне было тихо и полутемно. Хозяйка продолжала вытирать со столов.
— За свободу! — крикнул по-французски Виктор, демонстративно поднимая свой бокал и прежде чем выпить, прибавил немного тише по-русски, — храни Господь жизнь короля Франции Людовика XVI!
— За монархию и справедливость! — также по-русски поддержал его Андрей.
Бокалы сошлись над столом, и как эхо звоном отозвался шум шагов. Через минуту дверь распахнулась, и на пороге появился не молодой офицер в сопровождении гвардейцев.
Вынимая шпагу, вошедший сразу направился к трём русским.
— Граф Виктор Александрович Алмазов, — конец шпаги указал в грудь рыжего. — Граф Андрей Андреич Трипольский, — шпага указала на блондина. — Именем Революции и властью данной мне конвентом и народом я арестую Вас по обвинению в предательстве революции.
XVIII век был веком рождения и гибели множества тайных обществ, масонских лож и рыцарских орденов. Все они боролись за свободу и истину, хотя представляли себе свободу истину очень по-разному, и единственным исключением было тайное общество «Пятиугольник».
Ещё в 1782 году по тайному повелению Екатерины II в противовес нескольким уже запрещённым царицей масонским ложам польский князь Станислав Ольховский основал в Санкт-Петербурге ещё одно герметическое общество «Пятиугольник». Устав общества был сочинён, может быть, самою государыней, а может быть отчасти и князем Ольховским.
Члены общества разделялись на две степени — это на «Верхний» и «Нижний» список. Из Верхнего списка общим тайным голосованием избирался магистр. Для принятия в общество новых членов назначались торжественные обряды. Желающий вступить в общество давал клятву сохранять в тайне всё, что ему откроют, даже если это будет не согласно с его мнением. По вступлении в «Пятиугольник» он давал другую клятву. Сверх того, каждая ступень посвящения и сам магистр имели свою особую присягу. Собрания и обряды Верхнего списка должны были оставаться тайной для нижней ступени.
Политической целью общества «Пятиугольник» было, с самого начала, поддержание российской монархии, но средства достижения этой цели не были определённые.
Члены общества обязывались только служить во благо Отечества, способствовать всему полезному, если не содействием, то хотя бы изъявлением одобрения, стараться пресекать злоупотребления, оглашая предосудительные поступки недостойных чиновников, особенно же стараться усиливать общество приобретением новых надёжных членов.
После смерти князя Станислава Ольховского, который на протяжении многих лет был магистром «Пятиугольника», все нити оказались в руках его вдовы княгини Натальи Андреевны. Однако никакие идеи равенства не могли позволить женщине занять ответственный пост магистра.
Место магистра общества «Пятиугольник» занял тайный советник иностранной коллегии Константин Эммануилович Бурса. Цели общества переменились. Под руководством нового магистра «Пятиугольник» сосредоточился, в основном, на научных исследованиях, оккультных знаниях и отдалился от политической жизни России. Только события французской революции заставили «Пятиугольник» вспомнить о первоначальных задачах для создания парижского отделения. С целью поддержания монархии в Париж были отправлены несколько человек, в основном молодые дворяне члены Верхнего списка.
По чьему тайному доносу солдаты национальной гвардии появились в таверне «Чёрный петух». Ответ на этот вопрос и Андрей Андреевич Трипольский получил лишь много лет спустя.
Солдаты вошли в таверну. Немолодой седовласый офицер в потрёпанной форме, вынув шпагу из ножен, и предложил сдаваться и следовать за ним. Но не так-то просто арестовать подвыпивших русских. Под неистовый визг хозяйки один из них толкнул стол и вскочил на ноги. В одной руке голубоглазого русского был заряженный пистолет, в другой блестела сабля.
— Вы, кажется, хотели нас арестовать? — спросил он весело, обращаюсь к угрюмому офицеру-якобинцу. — Попробуйте! Двое против одиннадцати?
Медленно отступая между столами, с обнажённой саблей в руке, рыжий Виктор задорно подмигнул своему товарищу. Трое против одиннадцати!
Андрей Андреевич взмахнул саблей, отбивая выпад ближайшего солдата, и крикнул:
— Я запрещаю тебе вмешиваться, Аглая!
Солдат сделал неверное движение и шпага француза, выбитая