Александр Бушков
Голая королева. Белая гвардия-3
Мы, маленькие люди, — на обществе прореха,
Но если вы посмотрите на нас со стороны —
За узкими плечами небольшого человека
Стоят понуро, хмуро дуры — две больших войны.
Владимир Высоцкий
Глава первая
О пользе телевидения
На одном из балконов второго этажа Лунного дворца, откуда открывался великолепный вид на парк, покуривали два бравых африканских офицера, их благородия. Если быть скрупулезным, то Мазур, благодаря полковничьим погонам, был даже «высокоблагородием», а Лаврик со своими майорскими оставался в простых «благородиях».
Временами Мазур косился на Лаврика — тот вновь щеголял в историческом, можно сказать, пенсне, а это неспроста…
— Ну что ты на меня то и дело косяка бросаешь? — фыркнул Лаврик. — На мне узоров нету, и цветы не растут…
— Пенсне, — кратко ответил Мазур.
— Ну да, ну да, — скучным голосом сказал Лаврик. — У нас события, то бишь интриги. Соседи вчера подкинули свеженькую информашку из Европы. В одну из крупных французских телекомпаний заявился солидный господин и за бешеные деньги купил час эфирного времени — обычное явление в мире растленной буржуазной прессы и голубого экрана, никто и не удивился, продали ему часок без вопросов. Вот только достоверно установлено, что он будет этот час показывать — пленочки, где засняты забавы Наташки с Татьяной. С соответствующими комментариями. Сразу после того, как станут известны итоги референдума. Удачно момент выбран…
Мазуру показалось, что его приложили чем-то тяжелым по голове.
— Лаврик… — сказал он мгновенно севшим голосом. — Это же полные и окончательные кранты. Здесь эдакого никому не прощают. Все рушится… Я подозреваю, те же пленочки прокрутят телестудии нашего северного соседа — «Даймонд» там правит бал, а это, конечно же, они, у них мощная телестудия, их передачи ловятся тут по всей стране…
— Правильно мыслишь, — одобрительно кивнул Лаврик. — Франция здесь не ловится, никто не стал тратиться на прием спутникового вещания. Так что продублируют из Кириату, есть и такая информация…
— Кранты… — повторил Мазур ошарашенно. — Ей, пожалуй что, придется в эмиграцию сдергивать, в любом случае — трона не видать, несмотря на итоги референдума…
— Ты еще руки заломи, как беременная гимназистка, и причитать начни, — фыркну Лаврик.
Мазур присмотрелся. Старый сослуживец был что-то уж безмятежен, похоже, даже чуточку весел. И на лице у него сияло то самое благостное, прямо-таки ангельское выражение, а это означало…
— Лаврик, — сказал Мазур со вспыхнувшей надеждой. — Ты что, придумал что-то?
— Ну, так жизнь заставляет, — усмехнулся Лаврик чистой и просветленной улыбкой. — Пока некоторые тут с принцессами развлекаются, серые мышки-норушки вроде дяди Лаврика шмыгают в норках. Как пели в том фильме, ходы кривые роет подземный умный крот… — он мельком глянул на часы. — Сегодня вторник, через пять минут на экране, как всегда, будет выпендриваться Шустрый Жозеф… Ты ведь его смотришь?
— Каюсь, — сказал Мазур. — Когда есть свободное время. Что ни говори, интересно, умеет работать, паскуда…
— Вот именно, — сказал Лаврик.
И в самом деле, интересная программа, пусть и бульварщина до мозга костей… Означенный Жозеф происходил из зажиточного семейства (не такие уж миллионеры, но богатые), учиться родители, будучи из редкой здесь породы черных американофилов, отправили в Штаты. Где чадушко и закончило университет — не Гарвард и не Принстон, но и не захолустная дыра, добротный средний уровень. И вернулось хорошо подготовленным тележурналистом.
Семейство — и их легко понять — рассчитывало, что Жозеф займется чем-нибудь респектабельным, станет политическим обозревателем, к примеру, будет в элегантном костюме и дорогом галстуке солидно вещать в камеру. Однако такая карьера Жозефа, как оказалось, ничуть не прельщала. Наблатыкавшись в Штатах, он с американской хваткой усмотрел пустующую экологическую нишу и ломанулся туда, пять с лишним лет назад создав еженедельную программу «Секретики Шустрого Жозефа». Респектабельностью там и не пахло, зато уже через пару месяцев программа стала самой популярной в стране, и остается таковой до сего дня. Сенсации, компромат, скандалы в благородных семействах (благонравная незамужняя доченька забеременела от личного шофера, солидный банковский чиновник тайком заснят не просто с проституткой, а с малолетней — и так далее, и тому подобное). И в Штатах, и в Европе обыватель такую клубничку обожает, а уж в Африке вся страна по вторникам прилипала к телевизорам. С американским размахом пахал, обормот — свора проворных подручных, сеть платных информаторов, связи в полиции. У Жозефа хватало ума, чтобы не лезть к той самой элите, «Парням в старых школьных галстуках» и прочим серьезным персонам, способным в два счета открутить головенку — но все равно, поле деятельности оставалось широкое. Да вдобавок тайная полиция никак не могла пройти мимо столь великолепного канала — не в телевизионном смысле, а именно что в спецслужбистском. Через пару месяцев после того, как программа набрала популярности, Мтанга быстро и легко вербанул Жозефа без всякого сопротивления со стороны последнего — и через его программу порой сливал компромат на неугодных власти и лично Папе персон: не липовый, а самый настоящий, раздобытый якобы пронырой Жозефом самолично. Кто ж им виноват, персонам, что они частенько развлекались весьма предосудительно? Кстати, семейство, поначалу едва ли не отрекшееся от Жозефа, довольно скоро его простило и смирилось: иные его программы не так уж редко покупали не только соседи, но и европейские телестудии, а порой и штатовские, так что денежки Жозеф заколачивал, какие и самому солидному здешнему политическому обозревателю не снились. Африкановед в штатском из АПН его люто ненавидел и все грозился набить морду — именно мальчики Жозефа украдкой его щелкнули в кафе не просто вдрызг пьяного, а еще и увлеченно лапавшего явную шлюху — и Жозеф вдоволь поиздевался над советскими, которые на словах проповедуют высокую мораль, а на деле… Втык от начальства, по слухам, африкановед получил страшный, но все же был оставлен на посту (видимо, не нашлось свеженького кандидата в ссыльные, которого можно загнать в эту дыру)…
— Пошли, — сказал Лаврик. — Сейчас начнется. И не пялься ты так трагически, все обойдется, зуб даю…
Мазур пошел за ним, чуть успокоившись — Лаврик слов на ветер не бросал, коли уж держится так уверенно, снова придумал нечто убойное… В покоях Лаврика перед включенным телевизором обнаружились Жюльетт-Жулька, в коротеньком желтом платье, со стаканом в руке. Мазур поневоле послал Лаврику многозначительный взгляд. Тот, улыбаясь во весь рот, ничуть не понижая голоса, сказал:
— Ничего. Так уж получилось, что наша очаровательная Жюльетт полностью в курсе. Сейчас сам поймешь. Садись и наливай, что на тебя смотрит.
Мазур, все еще волнуясь, щедро плеснул себе джина, кинув лишь парочку ледяных кубиков. Зазвучала задорная мелодия, музыкальная заставка (натуральный парижский канкан старых времен), появилась эмблема передачи — типчик, с похабной улыбкой сдергивающий покрывало со стоящей обнаженной красотки, тщетно пытавшейся его