Читать «Ярость славян»

5 августа 561 Р.Х. День третий. Утро. остров Хортица (Волчий), в нижнем течении Днепра сразу за порогами. Ставка светлейшего князя антов Идара (Идариса или Идарасия)

Услышав недобрые вести, пришедшие из ставки аварского кагана Бояна, светлейший* князь Идар согнулся как от удара ногой в живот. Его сыновья, его надежда и будущее, Мезамир и Келагаст, посланные к аварам послами с миссией мира, были вероломно ими убиты, невзирая на неприкосновенный ранг послов. Авары, недавно появившиеся в этих местах и год назад примучившие племя болгаров-кутригуров хана Забергана, и до того нападали на левобережные селения племени уличей, входящего в антский племенной союз. Но теперь, после этого злодейского убийства аварами послов, следовало ждать настоящего нашествия на все земли антов – такого, какого славянская земля не знала с тех времен, когда по этим землям проходили сперва готы, а потом и неисчислимые орды гуннов.

Примечание авторов: * Светлейший князь – военный вождь, избранный для того, чтобы управлять дружинами и племенным ополчением союза племен. Вождь племени будет именоваться светлым князем, а рода – просто князем.

Славяне жили в степи привольно, не огораживая свои селения стенами, надеясь только на доблесть всадников, у южных родов и племен именуемых богатырями, а у северных – полянами или витязями. Но что пользы с доблести немногих, когда на каждого из них наваливается по нескольку десятков врагов, а у полянина даже и оружия хорошего-то нет. Обычное вооружение славянского воя – легкий деревянный щит, копье, несколько дротиков для метания и лук со стрелами, зачастую отравленными; меч же – очень большая редкость, чаще присутствует легкий топорик. Оружие из хорошей стали тоже редкость, обычно в ходу мягкое сыродутное железо или даже кость. Доспехи есть только у единиц, послуживших в наемных войсках константинопольских базилевсов и сумевших вернуться оттуда живыми, как сам князь Идар, в молодости участвовавший в Готской (Италийской) войне под командованием самого Велизария.

Сам-то князь, прошедший огонь, воду, медные трубы, видавший Крым, Рим и попову грушу, прекрасно понимал, насколько ничтожны его силы в этом столкновении. Если собрать всех полян-богатырей вместе, то наберется не более двух тысяч всадников, да тысяч двадцать или тридцать пешего ополчения, которое еще надо собрать, потому что идет горячее время жатвы, когда один день может кормить целый год; и если чуть промедлить или поспешить, люди, которых он, быть может убережет, от плена и рабства, зимою все до единого перемрут от лютого голода.

К тому же собирает ополчение не он, светлый князь, а родовые веча. И если те роды, что стоят на пути вражеского нашествия, без сомнения, дадут ему воинов, то все остальные могут решить, что их хата с краю, и что лучше всего будет отсидеться, не высовываясь, а не класть головы в кровавой сече, спасая менее удачливых соседей. А у врага, после того как ему удалось примучить племя болгар-кутригуров, никак не меньше сорока тысяч всадников из которых почти половина тяжелая латная кавалерия*.

Примечание авторов: * разумеется, латной эта кавалерия является только в представлении степняков, ибо там еще не родились кони, способные нести в огонь сражений настоящих латников, с головы до ног закованных в миланскую или толедскую сталь. И если они появятся, то их пищей должна быть не трава – корм мирных волов, а отборный ячмень, который через тысячу лет после описываемых событий будет считаться таким же стратегическим сырьем, как в наше время нефть и продукты ее переработки. Сколько страна соберет ячменя, столько тяжелой рыцарской кавалерии она сможет содержать.

Все, что сможет делать князь Идар, так это маневрировать своими небольшими силами, наносить удары и тут же отскакивать, надеясь на то, что вражеское войско слишком велико и неповоротливо, а интерес его в славянских землях не очень велик, ибо что брать с голодранцев. Так что в ближайшее время авары непременно должны уйти дальше на запад, к Византии и Паннонии, богатым, как намазанный на хлеб смалец с медом.

Но пока это произойдет, народ антов окажется обескровленным, потеряв многих и многих, и больше никогда не сможет подняться на достойную высоту. А ведь какая жалость. С болгарами, которые были соседями антов до авар, отношения были не в пример лучше. На степной границе царил мир, и каждый год на жирные черноземы с лесных полян выходили все новые и новые славянские поселенцы, привлекаемые собираемыми здесь невиданными урожаями. Еще сотня лет спокойной жизни – и на этих землях собралось бы так много землепашцев, что через то многочисленное и храброе войско, которое они смогут содержать, не прорвался бы ни один враг, даже такой, какого представляли несметные полчища самого Атиллы.

Тревожило князя и то, что константинопольские купцы, в конце каждого лета приплывавшие на остров Хорта (Волчий) для менового торга, вдруг засобирались в обратный путь, даже не начав настоящей торговли и не дождавшись, когда с верховых поднепровских селений на лодках в рогожных кулях повезут полбу, ячмень, рожь, овес и просо. Неожиданно засобирался к себе в Константинополь и чернорясый жрец заморского бога Дионисий, так и не обративший никого в свою рабскую веру. Почуяли что-то нехорошее, крапивные души, торопятся уйти от неминуемого удара, знают, что не будут злобные авары разбирать, кто тут славянин, а кто ромей – всех подметут под одну гребенку, запродав в рабство в далекую Персию или в тот же Константинополь. Докажи потом, что ты был свободным купцом, а не родился с клеймом на бедре и с колодкой на шее, как двуногий скот.

Правда, помощник того самого отца Дионисия, по имени Макарий, куда-то пропавший после позавчерашней попойки с воями княжьей дружины, внезапно объявился в самом непотребном виде, причем трезвый как стеклышко. При этом он плел всякую околесицу про то, как прямо возле шатра его похитили лихие поляницы, после чего злая ведьма пытала у него, какой сейчас год от рождества Христова, месяц и день, какой император сидит на троне в Константинополе, да кто в этой славянской земле набольший князь. Глупые вопросы, ответы на которые ведомы даже малому дитю. А потом две чертовки-суккуба, то бишь по-славянски «мавки», вытягивали из этого Макария мужские силы на ложе и тоже задавали вопросы, но только Макарий запамятовал какие.

– Каюсь, отче, – ползал тот на коленях перед отцом Дионисием, – грешен, не устоял перед искушением, целых три раза не устоял.

Ну, с Макарием князю было все понятно – очень хорошо у человека подвешен язык, который может