Читать «Сквозь переборки»

Он шел по коридору. Это был узкий, темный, длинный коридор с множеством поворотов и ответвлений. Ему навстречу попадались люди. Они сидели, стояли, лежали в проходах. Он их обходил, огибал. Чем дальше он продвигался, тем теснее сужались проходы, становилось душно и пахло чем-то вязким, липким.

Это была кровь. Это был запах крови. Как же он раньше не догадывался? Пахло кровью, сердце стучало в висках.

Кто-то его о чем-то спрашивал, он отвечал невпопад. Мысли путались. Он знал только одно: он должен идти вперед.

Это был госпиталь. Наверное, это был госпиталь. Он все время входил куда-то, открывал какие-то двери. Из-за одной двери на него обрушился поток воды, его сбило с ног, а потом рядом с ним шлепнулся человек. Он был мертв. У него были розовые волосы.

Он встал и побежал. По дороге попался лифт. От волнения он еле нашел какую-то кнопку.

Лифт привез и остановился. Когда двери открылись, он вышел в помещение. Там было тускло. Свет шел сверху. В помещении не было дверей. Он ощупал все стены – нет дверей. И дверь лифта пропала.

Нет, нет, нет, она не могла пропасть. Она только что была рядом. Пока он ощупывал стены, ему показалось, что помещение медленно сжимается. Сначала незаметно – миллиметр за миллиметром, а потом все быстрей и быстрей.

Он закричал, но крика не получилось. Рот его раскрывался и беззвучно закрывался, а потом его кто-то схватил за руку, ощупал грудь…

– Тащ-ка!

– А?!!

– Тащ-ка! Пора вставать!

Господи, это был сон. Он зажег свет – прикроватная лампочка над головой. Вахтенный его разбудил. Пора на вахту.

– Да, да, уже встаю.

Он лежал на своем обычном месте – второй ярус в четырехместной каюте. Подволок прямо над головой и койка вмурована в стену – со всех сторон потолок и стены, словно лежишь в ящике.

Но почему словно? Ящик и есть. Каюта на подводной лодке. Где я?

Ты только что сказал: на подводной лодке. Семидесятые сутки похода. Автономка. Автономное плавание. Автономное плавание одинокой подводной лодки в океане на глубине сто метров.

А под нами – пять тысяч метров. Черт, надо вставать. До заступления на вахту еще целый час. Так что успеем привести себя в чувство.

В умывальнике он подставил лицо струям холодной воды. Никак не прийти в себя. «Где я?» Хороший вопрос. Хорошо, что не «Кто я?». Надо сходить к доктору за таблеткой.

– Док! – он ввалился в амбулаторию. – Женя! Дай таблетку.

Доктор Женя. Женька хороший врач. Настоящий. Сейчас он что-нибудь придумает.

Женя сидел за столом и писал. Он оторвался от своей писанины.

– Опять голова болит?

– Черт ее знает. Ватная какая-то, сердце колотится, а пот просто градом льет. Снилась какая-то чушь.

– Садись, давление померим.

Когда док оборачивал ему руку, ему вдруг показалось, что трубки в руках дока извиваются, как живые змеи. Он на них глядел как зачарованный. Трубки пошевелились и улеглись, успокоились, а он все никак не мог оторвать от них взгляд.

– Нормально! – сказал Женя через некоторое время.

– Что?

– Нормально.

– Что нормально?

– Давление, конечно.

– Ах да. Сколько?

– Сто двадцать пять на восемьдесят пять.

– Это нормально?

– Нормально. Нижнее немножко повышено, а так– ничего.

– А пульс?

– Пульс? Замерим и пульс.

Женя взял его за запястье и уставился в секундомер.

– Шестьдесят шесть твой пульс.

– Только что колотилось так, что я думал, выпрыгнет из груди.

– Всякое бывает, – вяло улыбнулся Женя.

– Ты считаешь, что я вру?

– Почему? Бывает. Ну приснилось что-то.

– Не что-то. Я все помню: коридор, люди, двери и этот, с розовыми волосами.

– Ну и что?

– Женя, это мне каждый день снится. Всегда одно и то же, и ты говоришь, что все нормально?

– Ну что тебе снится каждый день?

– Всегда один и тот же сон!

– Ну и сколько он тебе снится? Не семьдесят же суток подряд?

– Не семьдесят.

– Ну вот видишь.

– Что «видишь»?

– Будет сниться семьдесят суток, вот тогда и будем искать причину Ну приснилось пару раз.

– Не пару.

– Пустырника попьешь?

И тут его осенило:

– Женя! Ты мне не веришь?

– Ну почему?

– Я же тебе говорю: мне снится.

– А я тебе говорю: выпей пустырника.

От Женьки он ушел, проглотив эту гадость.

Заступив на вахту, он налил себе чай, чтоб запить эту дрянь, и упал в кресло. Фу! Глаза закрылись сами, и он сейчас же ощутил, что руки его увеличиваются, растут, а пальцы раздуваются, заполняют все пространство поста.

Он проснулся за мгновения до доклада в центральный пост: «Замечаний нет!» – встал и подошел к зеркалу.

В зеркале он увидел не себя. Там был глаз. Огромный. На все зеркало. Немигающий такой. А потом глаз отодвинулся. Вглубь. И стало видно старика. Там стоял старик. Иссушенное лицо, под глазами мешки. Он протянул руку к зеркалу старик потянулся навстречу Он только на мгновение задумался: касаться зеркала или нет, а потом коснулся.

Он не ощутил твердой поверхности. Это было так, как будто ты опускаешь руку в воду: рука вошла бесшумно – ни холода ни тепла. Глаза вылезли из орбит, волосы вздыбились, пот заструился по вискам.

Рука вошла в зеркало уже очень глубоко. «Так! Главное не пугаться, – почему-то сказал он сам себе, – и тогда мы медленно выйдем из него. Испугаешься, и оно затвердеет. Осторожно вынимаем руку», – и он вынул руку.

Поверхность зеркала разгладилась – совсем как вода. Теперь там было его отражение.

Он отступил, медленно сел в кресло.

Ну и что это было? И вообще, было ли это? А может, это ему все привиделось? Конечно привиделось! Конечно!

Он вскочил, подошел к зеркалу и приложил к нему руку – зеркало было твердое и холодное.

Привиделось! Конечно! Фу!

Чушь. Этого не бывает. Не может быть. Он в своем уме, в уме, все хорошо. Он рассмеялся. Смех получился деревянным, но это был смех. Он давно не смеялся.

И тотчас же наступило расслабление, он добрался до кресла, тело растеклось по нему, глаза закрылись, под веками забегали солнечные зайчики, потом стало темно и сыро. Он вглядывался в темноту пытаясь разглядеть в ней хоть что-нибудь, потом он увидел человека. Тот сидел напротив. Он был странно одет. В какие-то одежды, что ли. Старинные. И еще этот человек говорил. Голос был слабым, ничего не слышно, но тут звук его усилился. Человек говорил на непонятном языке, но через какое-то время он вдруг осознал, что понимает его речь.

– Бог дает нам эту землю. Мой народ будет владеть ею по праву. Всем будет править закон. Закон будет править миром. И его миру даст мой народ – мен гу!

– Да, великий хан!

Последнюю фразу произнес он. На том же самом языке.

Он не успел удивиться, потому что тут же попал в бой. Летели кони, стрелы, копья, сшибались, падали, сцепившись, люди – шла резня. Дикая резня. И он был в самой ее гуще. Зрение его будто бы раздвинулось, время текло медленно. Он успевал увидеть все, все, что