Теперь и он переминался, подпрыгивал у отхожего места, усердно изображая нетерпение. Заскрипела дверь, появился приземистый мужчина, посторонился, искоса глянув на мельтешащее перед глазами пятно. Мечников подался к открытой двери, потом неожиданно резко повернулся и, стиснув финну горло предплечьем, ударом валенка выбил почву из-под его ног. Противник потерял опору, но все же ухитрился выкрутиться и издал какой-то звук. Кричать он, к счастью, не мог — горло завязалось узлом. Подбежали Карабаш с Даниловым, но не стали вмешиваться. Остановились в стороне, подстраховывая командира. Мечников оседлал добычу, нанес удар в челюсть, отправляя финна в прострацию, и, переводя дыхание, поднял голову.
— Неплохо вы его угомонили, товарищ старший лейтенант… — прошептал Данилов, пристраиваясь рядом. — Слушайте, а мне показалось, что он смеялся — ну, когда вы его в первый раз за горло схватили. Почудилось, наверное.
— Вроде засмеялся, — подтвердил Никита. — Решил, наверное, что розыгрыш, свои пугают. Потом, конечно, стало не до смеха…
Захваченный субъект продолжал лежать, не подавая признаков жизни. Мечников расстегнул на пленнике верхнюю пуговицу маскировочной куртки, раздвинул отвороты. В петлице блеснули три геральдические розочки, эмблема на погоне.
— Это капитан, удачно мы его… Вытаскиваем бережно, обращаемся, как с мамой родной, все уяснили? Запомните, все, что было до текущего момента, — безмятежная прогулка, а теперь начинается самое сложное. Приказываю доставить этого тюленя в целости и сохранности…
Офицера финской армии потащили за воротник, сгибаясь в три погибели. Он пришел в себя, что-то промямлил, потом стал кашлять. Мечников кинулся к нему, закрыл рот ладонью. Кляп придумали быстро — оторвали капюшон, скомкали, утрамбовали в глотку. Карабаш даже шутку отпустил: скажите «а-а», больной. Пленного потащили дальше, вписываясь в изгибы траншеи. Как вовремя! По канаве, ведущей к отхожему месту, кто-то топал, беззаботно насвистывая. Бойцов даже злость охватила: так уверены в своей неуязвимости? А над душой, между прочим, целый полк завис! Траншея была уже почти рядом, до нее оставалось метров восемь, но Мечников вдруг вскинул руку: застыли! Поздно! В проходе возник финский военнослужащий с автоматом на плече. Он что-то услышал, повертел головой, потом повернулся к боковой траншее, подался вперед — не поймешь в этой темени… Никита схватил его за ворот, поволок в боковой отросток, другой рукой выдернул нож из чехла. Солдат обмер от внезапного страха, что-то прохрипел, а в следующий миг Мечников уже вонзил лезвие ему в живот. Острая сталь пронзила плоть, порвала внутренности. Он нанес не меньше пяти ударов, потом оттащил обмякшее тело от главной траншеи и бросил на землю. Солдат вздрагивал, растопырив свои высокие сапоги с задранными носками — пьексы. Как просто у этой публики, подумал Никита, на войну идут со своим добром — обувью, варежками, шерстяными носками, теплыми свитерами и кофтами — и плевать хотели на холодную зиму…
Товарищи за спиной озадаченно помалкивали. Мечников осторожно поднял голову. Вояка был один — значит, пронесло. Но скоро другие наткнутся на труп или хватятся пропавшего офицера… Он махнул рукой — ходу, служивые, выскользнув в проход, припустил влево. Отросток пулеметного гнезда — в трех шагах. Он ворвался туда. Уже собрался выдохнуть с облегчением, но не тут-то было — споткнулся о скрюченное тело в маскировочном халате, отпрыгнул, наступил на другое! Кто их тут разбросал?..
— Товарищ старший лейтенант, не обращайте внимания… — раздался тихий голос рядового Иванченко. — А что оставалось, товарищ старший лейтенант? — с какой-то обидой тянул боец. — Я сидел, ждал вас, вдруг эти двое полезли к брустверу. Меня не сразу заприметили, ну а когда это случилось… В общем, одного прикладом, второго ножом, потом опять первого прикладом… О, а вы с уловом, товарищ старший лейтенант! — воскликнул он, и даже в темноте было видно, как его рот растянулся в улыбке. — Офицера взяли? Так валим отсюда скорее!..
— Толик, ну ты и наделал… — прошипел Данилов. — После тебя ни пройти ни проехать… Товарищ старший лейтенант, может, еще повоюем? Мне что-то подсказывает, что их тут с гулькин нос осталось. До утра, глядишь, управимся…
— А ну заткнулись, шутники… — цыкнул на них Мечников. — Живо за бруствер ныряйте, только головы не поднимать. Через минуту такое начнется…
Иванченко первым перекатился за косогор. Мечников — за ним, обваливая мерзлую глину под животом. На бруствере буйствовал промозглый ветер, забирался за воротник. Вокруг валялись бревна, но пока они служили защитой. Никита схватил пленника за шиворот, разведчики совместными усилиями подали его наверх, и он поволок на себе упитанную тушу. Тот пришел в себя, что-то возмущенно мычал и озирался блуждающими глазами. Вернулся Иванченко — плотно сложенный курносый крепыш, помог справиться с тяжким грузом. Пленного стащили вниз, он продолжал мычанием выражать протест — пришлось двинуть по затылку, чтобы заткнулся.
— Вы бы нежнее, товарищ старший лейтенант, — забеспокоился Иванченко, — а то выбьете всю память из башки, будет на допросе ни бэ ни мэ…
Остальные тоже переползли. Теперь двое тянули пленника с одной стороны, двое подталкивали сзади. Пятнадцать метров открытого пространства, отчаянный риск, что изрешетят в упор, потом воронки, надолбы, уцелевшие и расколотые снарядами. Ориентир оставался на месте: перевернутая рогатка, утыканная кольями, один из элементов противопехотного заграждения. За ней в двух метрах начинался проход между минными полями. Разведчики выявили его в начале текущей ночи, прошли от начала до конца, удалили все препятствия. Зачем проход понадобился финнам, не совсем понятно. На случай контратаки — гнать обратно в Ленинград деморализованную Красную Армию? Нет уж, раз пришли, то пришли…
Люди скатились в воронку, но едва перевели дыхание, а Мечников уже теребит: всем наружу, ползти дальше. Обнаружат разведчиков в воронке — даже из окопов выходить не будут, гранату добросят, и все, даже своим офицером пожертвуют, все равно пропащая душа… Сиплое дыхание вырывалось из натруженных легких. Бойцы ползли вдоль противотанковых и противопехотных заграждений, по обрывкам колючей проволоки, режущим руки и животы. Валялись перевернутые надолбы — из них образовалась целая горка. А вот за ней таких укрытий больше не было — местность почти голая, лишь трещины в земле, засыпанные снегом, да воронки от мин и снарядов.
— Как-то неправильно все, товарищ старший лейтенант… — прокряхтел Карабаш, гнездясь за гранитной глыбой. — Обратная дорога всегда короче, а у нас, наоборот, длиннее… Дальше не пойдем, что ли?
— Затаиться, и молчок, — приказал Никита. — Чую всеми фибрами, товарищи красноармейцы, что сейчас начнется…
Просто дико повезло, что не началось раньше! Три трупа, пропавший офицер — ослепли они там, что ли? Не успел он так подумать,