Луч сместился на восточную оконечность поля. В окопах кричали, простучал крупнокалиберный пулемет, впрочем, быстро заткнулся. Заяц пробежал — а они что подумали? Пятна света продолжали рыскать, значит, стоило запастись терпением. От земли исходил адский холод — старались не замечать. Мечников закусил губу, приказал себе терпеть…
Прожекторы скребли лучами по другому концу поля. Пошли по команде — встали, ринулись в узкий проход. Упитанного капитана гнали пинками. Он мычал, извивался, сберегая от ударов свои «ценные места». Метров семьдесят мимо надолбов и колючей проволоки — достаточно искушать судьбу! Группа повалилась на землю, люди забрались, кто куда. Никита подполз к финну, выдернул кляп изо рта, и тот зашелся в глухом кашле.
— Вы уверены, товарищ старший лейтенант? — заволновался Карабаш. — А вдруг заорет?
— Не заорет, — возразил Никита. — Наш чухонец не туп, понимает, что избирательно стрелять не будут. Если накроют, то всех. Правильно, господин капитан? — обратился он к пленному на ломаном финском. — Дайте сигнал, что понимаете. Благоразумие еще с нами?
— Что вы хотите от меня? — Голос капитана ломался, как сухая доска. — Я ничего не знаю… Куда вы меня тащите? Лучше убейте прямо здесь…
— Обязательно убьем, — пообещал Мечников. — Если нам разонравится ваше поведение — тут же придет пора расстаться. Но что-то подсказывает, что вы не хотите умирать. Быть мертвым — не ваше, я правильно расценил эту щемящую тоску в ваших глазах? Ладно, не отвечайте. Ваше имя?
— Капитан Реймо Киймаа… — выдохнул офицер. — Командир специальной егерской роты…
— Язык сломаешь, — хмыкнул Толик Иванченко. — И как они сами это выносят…
— Так же, как мы — свои непостижимые для финнов имена и фамилии, — объяснил Мечников. — Надеюсь, мы понимаем друг друга, господин Киймаа? Вы не кричите, значит, понимаете. Большая просьба: слушать наши команды, это все, что вы можете сделать для того, чтобы остаться живым. После окончания войны, которая, разумеется, завершится не в вашу пользу, будет производиться обмен пленными, и у вас есть все шансы вернуться к своим суомским елям и березам.
— Да, я понимаю… — кивнул пленник.
Лучи света продолжали рыскать по полю… и вдруг застыли, собрались в одной точке!
— Рассыпаться! — ахнул Мечников, откатываясь от пленника. — Данилов, Иванченко — теперь вы мамы нашему капитану! Рубеж сорок метров, вперед!
Они неслись, используя жалкие мгновения, пока финны не открыли огонь. «Ложись!» — прохрипел Никита, перекатываясь в подвернувшуюся воронку. Бойцов разбросало по узкому участку. Двое с пленником ушли вперед — и залегли где-то там, в тумане. Дальше ползком — благо ушли из-под носа противника, и тот утратил возможность расстрелять разведчиков в упор. Мечников лежал на дне неглубокой воронки, закрывая голову руками. Пулемет надрывался, захлебывался, трещали автоматы «Суоми», хлопали карабины. Во время паузы в стрельбе Никита выглянул из воронки. Трое уже выкатились в поле, ползли. Еще немного, и они окажутся в «слепой зоне» под перегибом склона. Зона небольшая, но есть возможность отдышаться перед очередным броском…
Вдруг в воздухе пронесся резкий свист, и Никита рухнул на дно воронки, зажал уши. Тут же слева ухнула мина. Еще один взрыв, теперь справа, третий — с безопасным недолетом. Заговорила минометная батарея в траншее за бетонным бункером. Но целей минометчики не видят, могут палить только наобум! Мины продолжали падать — с впечатляющим разбросом. Троица ползла — дистанция увеличилась до трехсот метров и продолжала расти. Посыпалась земля, и в воронку, утробно сопя, свалился Карабаш, встал на колени, стал стряхивать с головы землю. Каску он потерял, капюшон оторвался и болтался на трех нитках — видно, зацепился за колючую проволоку.
— Вы живы, товарищ старший лейтенант?
— А что, похож на мертвого? — вопросом на вопрос ответил Никита срывающимся голосом, от надрывного кашля перед глазами плясали круги.
И вдруг стало тихо. Только в окопах не смолкало карканье. Подались вверх почти одновременно — и ругнулись почти хором. С бруствера слетели фигуры в белых комбинезонах, побежали вниз. Их было шестеро или семеро. Нечеткие фигуры скользили во мраке, пропадали, снова появлялись.
— А давайте им всыплем, товарищ старший лейтенант? — простодушно предложил Карабаш. — Догнать нас решили, ага, щас! Они ведь не видят ни хрена, не знают, что мы в этой воронке…
— Ближе подпустим, Семен, — произнес командир, — бьем прицельно, а потом рвем, как зайцы, глядишь, и вывезет кривая…
Финны устремились в узкий проход между надолбами. Теперь они бежали кучкой, все ближе, ближе… Разведчики терпели до последнего, а потом поднялись и с ором, как оглашенные, стали поливать свинцом движущиеся точки. Трое мгновенно рухнули, как подкошенные. Четвертый с перепугу метнулся в сторону и, насадив голову на колючую проволоку, заорал от боли. Уцелевшие побежали обратно, посыпались, как горох, в воронку. И тут снова активизировалась минометная батарея. Мины падали с надрывным свистом, рвали колючую проволоку, крушили надолбы, сделанные из низкосортного бетона без жесткого армирования. Огонь велся хаотичный, с нулевой эффективностью. Разведчиков засыпало землей. В этот щемящий момент заговорила полевая артиллерия с советской стороны! Наконец-то проснулись! Дивизион дислоцировался вблизи опушки, бинокли и стереотрубы у артиллеристов имелись, и, кажется, они верно оценили ситуацию. Частично разнесло бруствер, похоронив пулеметный расчет, часть снарядов разорвалась на склоне рядом с оборонительной траншеей, а один, похоже, угодил в воронку, где засела финская солдатня…
Над вражескими позициями зависло облако дыма. Надолго ли? Никита закричал, выгоняя оглохшего Карабаша из воронки, и они побежали, выкладываясь полностью. За ними, подхватив финского капитана под мышки, бежали Данилов и Иванченко. Никита первым достиг опушки. Карабаш приотстал, он волок за ремень раскалившийся автомат, дышал, как загнанная лошадь.
— Поднажмите, товарищи, немного осталось… — шепотом попросил старший лейтенант.
Они ушли от прицельного огня, но и шальные пули — не подарок! Никита схватил за шиворот обессилевшего финского капитана, проорал в ухо что-то свирепое — матерное. Дальше бежали уже на последнем издыхании — по изрытой осколками земле, залитой кровью советских солдат, по ухабам и канавам. Финны подтащили