Мысль остаётся при мне. А он флегматично продолжает:
— Потом этот кто-нибудь, как последний дебил, помчится тебя от меня спасать, — качает головой в мнимом расстройстве. — И тогда мне придётся ему что-нибудь сломать, чтоб не лез не в свои дела… — повторно вздыхает. — Вот оно мне надо?
Тут становится интересно: он реально ждёт от меня ответа? Руку с моего рта так и не убирает. Точно маньяк!
Впрочем, замолкает он тоже ненадолго:
— Потом мне придётся тебя не просто утащить в подворотню, а закрыть в багажнике и увезти с собой, чтоб не оставлять никаких свидетелей, — становится мне ошеломляющем откровением, от которого мои глаза расширяются больше прежнего. — Вот тебе оно самой-то надо?
Торопливо машу головой в отрицании. Незнакомец заново ухмыляется в понимании. Но всё равно не отпускает.
— И что тогда будем делать? — интересуется в довершение.
Кажется, банально издевается надо мной. Но прямо здесь и сейчас меня это не особо интересует. Память возвращается к тому моменту, где брюнет обещает кому-нибудь что-нибудь сломать, а моё внимание само собой приковывает к его лицу, сосредотачиваясь на небольшой горбинке на носу. Когда-то был сломан. Хотя это всё равно не портит черты мужского лица. Наоборот. И небольшой шрам под левой бровью — тоже. Должно быть их обладатель и правда частенько дерётся. Но почему-то уверена, так или иначе, всё равно всегда выходит победителем. Такие, как он, просто-напросто не умеют проигрывать. Ни в чём. Собственно, именно поэтому:
— М-мм… — в очередной раз мычу, показательно-страдальчески уставившись на свои наручные часы.
Всё-таки я опоздала!
Но кого это волнует?
Точно не того, кто меня удерживает.
— Что? Вспомнила, куда бежала? — тошнотворно ласково интересуется кареглазый, правильно расценив мои жертвенные взгляды.
Усиленно киваю. И снова смотрю на часы. Сперва на часы, потом — на него, и опять на часы. Не забываю при всём при этом изобразить как можно больше искреннего страдания и раскаяния.
— А нечего грубить первому встречному, — поучительным тоном отзывается мой пленитель, слегка отстраняется и заинтересованно разглядывает меня с головы до ног, пока я прикидываю, с какой силой необходимо двинуть этому хаму, чтоб наверняка загнулся и ему стало не до меня. — Так что решила, Дюймовочка? — добавляет, немного погодя. — Я убираю руку, а ты не кричишь, — тут я повторно киваю, да с такой радостью, будто мне только что предложили должность моего шефа с его последующим позорным увольнением, а не просто отпустить, — или же вариант с багажником тебе нравится больше?
Последний вариант мне точно не по душе, так что своё невербальное согласие я заменяю на не менее страстное отрицание. Аж в глазах темнеет от такого энтузиазма. Хотя незнакомца это не особо пронимает. Он в очередной раз прищуривается, чуть склонив голову влево, как бы взвешивая, поверить мне или же нет.
— М-мм… — всё, что я могу добавить.
Ах, да, и ещё парочку жалостливых взглядов!
— Хорошо, — не сразу, но всё же идёт на мировую брюнет. — Но, как только я тебя отпущу, ты попросишь прощения и признаешь, что была не права.
Мои глаза снова округляются. В неподдельном негодовании.
С чего бы это я перед ним вновь извинялась?
Если он и первой моей попытки оного не оценил!
И… зря я свою мимику плохо проконтролировала.
— То есть, извиняться не станешь? — угадывает ход моих мыслей мужчина, а на его губах расползается до того довольная улыбка, что мне моментально становится не по себе.
Вот точно вспоминает про багажник, в котором увезёт в тёмный-тёмный лес, где меня больше никто и никогда не найдёт!
Понуро вздыхаю. Ведь стану. Ещё как стану. А то, чувствую, мы тут проторчим до самой ночи. Сразу же видно, что передо мной — не только наглый хам, но и принципиальный баран, который упорно будет стоять на своём до самого конца.
— То-то же, Дюймовочка, — снисходительно ухмыляется он, медлит ещё чуть-чуть, после чего его хватка на моём лице слабеет.
Нет, полностью ладонь не убирает, но возможность говорить возвращается. Кто знает, каких усилий мне стоит в этот момент не послать этого принципиального барана пешим эротическим, желательно самым дальним, а вспомнить о том, что выгоднее наступить на собственную гордость и немножечко притвориться послушной, лишь бы избавиться от грубияна с маниакальными повадками, а потом вернуться к своим делам.
— Я была не права, — вру без малейшего зазрения совести, раз уж так надо. — Мне очень жаль. Я не собиралась вам грубить, как и обливать вас кофе, просто… так вышло. Прошу прощения, — заверяю и шумно выдыхаю, едва свобода передвижения ко мне окончательно возвращается.
Тут же вдыхаю глубоко-глубоко, прикрывая глаза, стараясь успокоить своё учащённое сердцебиение. А то колотится в груди, словно вот-вот проломит грудную клетку. Так и не отлепляюсь от стены. Наоборот, самостоятельно прислоняюсь к ней. Торопиться уже некуда. Всё равно опоздала. Ещё пара минут погоды не сделают. А вернуть себе спокойствие совершенно точно стоит. Мне же теперь предстоит выслушивать и выслушивать… К тому же, стоит открыть глаза, как оказывается, что в переулке я давно одна.
Глава 2
— … и х*р тебе, а не отпускные! Уволю по статье, тебя потом ни одна приличная фирма не возьмёт даже уборщицей, дурёха неблагодарная! — отчитывает меня Быков, едва я являюсь в его кабинет.
Сеанс «какая же моя секретарша — идиотка» длится не меньше десяти минут. В это время я стойко изображаю покаяние, про себя тихонько радуясь тому факту, что накануне вечером оставила на рабочем месте пиджак, который в данный момент прикрывает пятна от пролитого американо, а то бы отхватила ещё и за свой неопрятный вид. Вообще, мне иногда кажется, будто шеф предварительно репетирует перед зеркалом, тренируя своё красноречие по части того, насколько я бездарна и никчёмна. Каждый раз слышу о себе что-нибудь новое. И каждый раз терпеливо молчу о том, что работаю на него по десять-двенадцать часов в сутки, вместо оплачиваемых восьми, без лишних пререканий исполняя любую его прихоть… за исключением одной-единственной, в которой и заключается наша с ним реальная проблема. Не хочу я становиться его любовницей. Он — не желает мириться с этим фактом. А при любом моём малейшем промахе Виталий Леонидович пользуется шансом напомнить о том, насколько важно «проявлять лояльность к своему боссу», не то мне грозит возможность вылететь с работы.
— Ладно, — наконец, заканчивает третировать меня Быков. — Вечером что делаешь? — спрашивает, но ответа не ждёт. — У меня запланирована важная встреча на десять, в «Орионе», надо, чтоб ты всё записала. И оденься поприличнее, — озвучивает непреклонным распоряжением, всё же затронув мою внешность. — Что ты как не девушка, в самом деле? Где нарядное платьице, чулки, изящные босоножки? — вопросительно выгибает бровь. — Обрядилась, как канцелярская крыса, — брезгливо морщится. — Тоску смертную нагоняешь своим видом,