Инна долго с бокалом водки с тоником (пожалуй, главное отличие банкета – в Москве пьют джин, а в Лондоне предлагают водку!) обходила окружность смотрового зала, проникаясь чудесными видами английской столицы. Благо на стекле чуть выше реальности были приклеены прозрачные контуры с описанием всех этих дальних достопримечательностей. Увлекшись, она оказалась едва ли не последней, никак не зафиксировавшей свое место за столиками. Впрочем, знакомая с детства логика «опоздавшие садятся в президиум», как выяснилось, вполне актуальна и в церемониальной Европе. Сам президент ВВС, седой, морщинистый и стройный, как Вестминстер, поднялся и с грациозной любезностью пригласил ослепленную Лондоном российскую Иоланту за свой почетный столик.
Соседями оказались американец, немец, швед и голландец, наперебой пытавшиеся завладеть вниманием очаровательной россиянки. Делали они это крайне печальным для Инны образом – задавали вопросы о внутренней российской политике. Попробуйте-ка по-русски ответить на вопрос: «Почему не выбирают президентом Явлинского?» Получится либо долго и нудно, либо совсем коротко и очень по-русски. А тут приходилось пользоваться исключительно языком Кэрролла и Диккенса, активируя весь лексический стабфонд выпускника журфака МГУ, сдобренный профессиональной деликатностью «а-ля Познер».
Между официальными мероприятиями удалось выкроить утро для полноценной экскурсии по Лондону на традиционном двухэтажном автобусе. С детских пор он был для Инны столь же экзотичным и значимым, как австралийский кенгуру или изваяния острова Пасхи.
Только-только забралась наверх, традиция проявила себя целиком – заморосил столь же знаменитый лондонский дождь. Зонт не спасал. Пришлось сбежать вниз в салон. Но – нет худа без добра – через две остановки Инна вдруг осталась вдвоем с гидом, худощавым симпатичным старичком. Сработали ненастье и то обстоятельство, что билет на экскурсию действителен в течение всего дня – входи, выходи, глазей, обрастай пакетами с марками магазинов, садись на следующий автобус…
Старичок привычно взял было в руку микрофон. Затем огляделся, поймал взгляд единственной пассажирки, улыбнулся. Инна подсела к гиду, познакомились. Дальнейший путь журналистка из далекой Москвы проделала в режиме личного такси. Сэр Герберт (это имя ему удивительно шло) вполголоса увлеченно и гордо рассказывал историю Лондона от кельтов до наших дней, а микрофон использовался лишь за тем, чтобы время от времени командовать темнокожей девушке-шоферу: «Молли, стоп! Молли, пожалуйста, дальше!» Так по Лондону, пожалуй, не ездил даже Абрамович!
А вообще-то по Лондону ездить нельзя, надо только ходить. Даже на каблуках. Даже через Темзу. И приятнее, и полезнее.
Ни метро, вагончики которого кажутся по сравнению с нашими этакими подгулявшими тинейджерами, беззаботными недорослями, еще не вставшими на твердый жизненный путь и не набравшими нужные габариты, но уже бурно отметившими выпускной, ни городские автобусы, в смиренном хадже отвоевывающие метры у уличных пробок – расположения Инны не вызвали.
Да и что там ездить? Риджент-стрит, Оксфорд-стрит, Бонд-стрит, Пикадилли… Секрет один – не пытаться обойти Гайд-парк с неудобной стороны. Стоит только двинуться обратно на площадь Виктории справа – так обязательно дождь и соответствующий концентрат недоумения в породистых глазах джентльменов и выгуливаемых ими пинчеров – такая леди и пешком?!
Так получилось и в последний день. Нагрузившись прощальными сувенирами и по ходу убедившись, что абсолютно все представленные в витринах пышноголовые гвардейцы и лорды – исключительно выходцы из Китая, вдруг обнаружила, что вовсе не оставила денег на возвращение в отель. Пришлось идти увешанной хоть и не тяжелыми, но достаточно пышными пакетами. Кажется, где-то здесь родилось это понятие для носителей рекламы – человек-бутерброд. Так вот Инна в тот день, наверное, являла собой более совершенный и яркий подвид человека-пиццы. Благо еще, несколько пакетов были украшены схемой города – не собьешься, если коленкой как боевой пилот планшетку, на ходу приподнимешь нужный.
Уже совсем недалеко было до контрольного перекрестка, когда в полусотне метров впереди остановилась кавалькада шикарных лимузинов. Ну, остановилась и остановилась. Инна, спустя два часа отчаянного пилигримства нашедшая самый энергосберегающий темп ходьбы, спокойно продолжала движение.
Пятнадцать метров… Церемонно распахнулись двери дворца-особняка. Десять метров… Вышли мужчины во фраках и расшитых мундирах с орденами, очень похожие на тех сувенирных, что трепыхались в тот момент в ее сумках, и дамы в сверкающих диадемах с высоко парящими близорукими взорами. Между ними и лимузинами, чьи дверцы уже чинно распахнули шоферы, – метров восемь. А механически двигающейся Инне оставалось… ну, может быть, семь. Процессия приостановилась, чуть дольше положенного позагорала под неуемными вспышками фотокамер. И едва только категорически не замеченная Инна прошла, церемония, как ни в чем не бывало, продолжилась.
Наутро она прочла в нырнувшей под дверь номера газете, что финиш ее марафонского забега совпал с финалом приема в честь очередного отпуска шефа гвардейского полка, кого-то из герцогов королевской крови. На приеме присутствовал весь высший свет британской столицы.
«Попробовал бы некий праздно-опакеченный турист в родной Москве пересечь млечный путь какого-нибудь заместителя мэра, главы фракции или даже префекта…» – подумалось тогда. Увы, наша демократия бережно подхватила именно то, от чего расточительная и чопорная монархия давно гуманно отказалась, подхватила и залпом освоила, как завистливый официант бокал элитного вина, недопитый ушедшим клиентом.
И даже там, в Лондоне, мысли снова вернулись к мигалкам на Рублевке, к последовавшему затем внушению от начальства.
Поэтому новый нежданный зов в печально знакомый кабинет ну вот никак не ассоциировался со светлым будущим.
Наскоро совершив традиционный намаз, этакий покаянный вариант макияжа, она поднималась на начальственный этаж, и уже не торопясь, как на монтажном столе, проматывала в голове последние свои сюжеты, вышедшие, смонтированные и задуманные.
Останкинские просторы, напичканные всевозможной техникой, по преданиям, обладали способностью транслировать руководству самые сырые замыслы сотрудников. Можно, конечно, это объяснять и тем, что сырость вообще способствует проводимости. Но предания эти были старые, еще «догорбачевские», и потому явно грешили недооценкой человеческого фактора.
Некоторые из старейших весталок эфира, возможно, более посвященные в эффекты и телевидения, и телепатии, и телепортации, упорно твердили о привидениях, о неких фосфоресцирующих туманных дамах, на чьих могилах был якобы некогда заложен телецентр. Впрочем, отдельные привидения могли быть и значительно свежее – немалое число дам уже в новейшее время легло костьми, чтобы как можно дольше задержаться в эфире. Разбуженные и пронизанные всевозможными силовыми полями души обретали подобие плоти и мстили обитателям монтажных, кабинетов и студий откровенным вмешательством в служебные интриги. Так или иначе, но некоторые хитроумно открытые начальством материалы затем надолго консервировались именно на этом этаже, за что и прозванном острословами «консерваторией».
Так и не найдя за собой никакой провинности, Инна под плавный кивок секретарши взялась за ручку начальственной двери.
В просторном кабинете, напоминающем запасник процветающего провинциального музея, кроме хозяина обнаружился еще один, доселе незнакомый Инне человек. Впрочем, она