Читать «Манускрипт»

Если перед сном внимательно смотреть в ночное небо, можно непременно увидеть ведьму верхом на помеле. Алида это точно знала.

По крайней мере, верила.

Первый Волшебник собрал в горсть вышитые звезды со своей мантии и щедрой рукой рассыпал их по небу – Алида любила эту сказку. И в такие ночи, как эта, когда полог небес был сплошь унизан яркими огоньками звезд, ей особенно хотелось верить в доброго Первого Волшебника. И вообще в волшебство.

Ведьм не было видно. Должно быть, погода нелетная. Алида вздохнула и соскользнула с узкого подоконника: из ветхого окна неприятно дуло в поясницу. Она осторожно, стараясь не разбудить бабушку, спустилась на кухню и плеснула в цветастую чашку подогретого молока, щедро сдобрив его корицей. В шкафчике, как нельзя кстати, отыскались маковые сушки, Алидины любимые. Она усмехнулась про себя: бабушка не одобряла ее ночные вылазки за едой, а Алида, в свою очередь, не упускала возможности перекусить. В такие моменты, как этот, пробираясь с верхнего этажа на кухню, она воображала себя рисковой нарушительницей запретов, героиней захватывающей истории. Сказочной истории.

Думая о сказках, полных опасностей и приключений, Алида испытывала священный трепет. С того самого дня, как родители научили ее складывать буквы в слова, а слова в предложения, она все свободные минуты проводила в компании с книгой. Сказки уводили ее в неизведанные миры, манили в головокружительные дали и завлекали в непредсказуемые приключения. Она бесконечно восхищалась смекалкой, хитростью и смелостью сказочных героев. Но сама едва не дрожала от ужаса, стоило представить себя на месте какого-нибудь книжного храбреца, попавшего в крепкий переплет. Мудрый Ульхо, портнишка-Гренгот, Сирхи Дровосек – все они выходили из самых невообразимых передряг целыми и невредимыми, да еще и с сундуками добытого добра, но Алида, упаси Всевышний, жила в тихой деревушке и всерьез считала своим самым значимым приключением поездку верхом на корове, принадлежащей тетушке Макве.

В свои шестнадцать лет она больше всего боялась быть втянутой во что-то новое, авантюрное, нарушающее привычный ход их с бабушкой жизни. Но тем не менее лелеяла мечту увидеть хоть что-то волшебное, чудесное и невероятное.

Прихлебывая молоко, Алида снова посмотрела в окно, на этот раз выходящее в сад. Темные стволы деревьев закрывали черно-синее небо, но звезды, зависшие у самого горизонта, все равно мерцали сквозь них, будто заговорщически перемигивались. В кухне стоял аромат трав, связанных в пучки и подвешенных у потолка. У Алиды с бабушкой были травы почти от всех известных хворей. Захромала лошадь? Пожалуйста, страстогор в помощь. У дитяти режутся зубки? Золотомар облегчит боль. Голову сжимают стальные обручи? Попробуйте подкрылечник, обычно помогает. Девица желает добиться внимания заезжего городского парня? Извольте, делам сердечным обычные травницы не помогут. В этом сильна только Симониса – покровительница травниц – хитрая чаровница, принимавшая в сказках облик огненно-рыжей лисицы.

Симониса была любимым сказочным героем Алиды. Она всей душой мечтала научиться так же внимательно искать и отбирать нужные травы, знать столько же древних и сильных заговоров, уметь лечить все, даже разбитые сердца, зачаровывать не только здоровье, но и ловить удачу в банки, как падающие звезды, и собирать по каплям любовь.

Первый Волшебник сам расшил свою мантию серебряной ниткой, которую дала ему Царица Вода. Алида мечтала нанизывать бусины целительского мастерства на нить своей судьбы и стать такой же всезнающей и всесильной, как чаровница Симониса.

Бабушка не одобряла ее тягу ко всему сказочному и волшебному. Заговоры и целебные зелья не считались никаким волшебством. Для этого нужен дар, передающийся через поколение от бабушки к внучке. Для Алиды лечить было так же естественно, как для сына стеклодува – выдувать бутылки, как для дочери ткачихи – выплетать узоры из овечьих ниток.

Все занятия в мире испокон веков передавались от отца к сыну, от матери к дочери, от бабки к внуку, и редко какой наглец, а может, и простой бездельник, желавший потянуть время, шел обучаться к наставнику другой профессии.

Однажды пекарша захотела переманить Алиду к себе в ученицы, уж больно ей понравились ватрушки с корицей, которые пекла девочка. Но Алида не пошла. Она хотела быть великой травницей, как Симониса из сказок, и никто не смог бы ее переубедить.

«Заведут тебя твои сказочки, куда приличный человек и ступить не посмеет», – ворчала бабушка, когда Алида засиживалась с книгой допоздна, дождавшись, пока посетители, жаждущие получить целебные мази и отвары, покинут их избушку. «Набиваешь голову всякой ерундой, а потом заснуть не можешь. Сколько заговоров могла бы запомнить за это время».

Но Алида читала, мечтала, высматривала ведьм в ночном небе, выискивала фей в садах, ловила нимф в ручьях, загадывала желания на падающие звезды и присматривалась к каждой лисице, которая забредала в деревню: не превратится ли она в красивую рыжеволосую девушку с ярко-зелеными глазами?

Только участвовать во всех этих сказочных приключениях отчаянно не хотела. Попросту сказать, трусила. Алида разгрызла пятую по счету маковую сушку и с удовольствием слизнула крошки, прилипшие к губам. В ночной рубашке было прохладно, из кухонного окна тоже поддувало. Надо вызвать Нактиса, местного стекольщика, но для этого придется подкопить монет…

Она вымыла чашку с нарисованными васильками, смахнула со скатерти крошки, скрывая следы своего ночного преступления, и, полная ощущения, что совершила что-то восхитительно дерзкое, бесшумно поднялась наверх и шмыгнула в свою комнату, в любимую кровать под теплое одеяло, набитое гусиным пухом.

Алида немного поворочалась, прокручивая в голове приятные моменты размеренно прошедшего дня, и вскоре заснула.

Ее разбудил поцелуй, нежный, но настойчивый. В сонных фантазиях живо возник образ Ханера, черноволосого смуглого конюха с неизменно ослепительной улыбкой на красивом лице. Он раз в месяц заходил к травницам за снадобьями для лошадей, и каждый его визит Алида ждала с особенным трепетом.

– Прекрати, скоро бабушка зайдет, – сонно пробормотала Алида и открыла глаза.

Это был отнюдь не конюх.

Лицо Алиды старательно вылизывал толстяк Мурмяуз – ее верный кот, белый и пушистый, как майское облако. Или как порция сладкой ваты от городского ярмарочного торговца – такое сравнение Алиде нравилось больше.

Смутившись, она столкнула с себя кота и наспех расчесала гнездо непослушных каштановых волос. Комнату заливал солнечный свет, и Алида переживала, что бабушка снова будет ворчать, что она столько спала.

Она натянула темно-синее платье