Читать «Я - осень, а ты май»

Боль

Два месяца спустя

Настена

— Как ты?

Слова Алены врываются в голову сквозь мысли и маты грузчиков, что бесперебойно таскают мебель. Два молодых парня за тысячу пополам готовы перетаскать почти всю составляющую моей квартиры в грузовую газель, и при том не жаловаться, а зачем ты это туда положила, а для чего тащишь столько барахла…

Классно, в общем.

Иногда я действительно понимаю, почему некоторые вообще не хотят замуж.

— Масянь?

Я отрываю взгляд от стиральной машины, которая уезжает на день раньше нас с Манюней в новое жилье, и со вздохом убираю с лица вьющиеся волосы. Кажется, я не смогу поверить в переезд, пока мы с дочкой не сядем в самолет — настолько вся картинка пока нереальна.

— Думаешь, нужно тащить все это так далеко? Может, стоило продать, и на месте купить новое…

Подруга скептически оглядывает мое лицо, затем хватает за руку, и ведет в квартиру. Там мы садимся на подоконник полупустой кухни — без холодильника и стола она выглядит такой просторной, что ощущается неуютно.

— Во-первых, ты сама говорила, что тебе на новом месте некогда будет бегать по магазинам. Устроить Машу в садик, прописка, самой выйти на новую работу — пусть уж лучше вещи ждут вас по приезду, чем пустое помещение. А во-вторых…

Она бросает взгляд из кона на улицу, где грузчики пытаются упихнуть диван в оставшееся место грузовой машины. В серо-голубых глазах читается тревога — и мне снова некомфортно, что скоро я покину свою единственную настоящую подругу.

— А во-вторых, я уже который раз спрашиваю тебя о твоем самочувствии, а ты уводишь тему. Может, хватит уже, и ты объяснишь, что происходит?

На ее словах я вцепляюсь пальцами в телефон, который всегда со мной, и пытаюсь не дрожать. Бесполезно что-либо скрывать от Алены — она слишком хорошо знает, когда я нервничаю. Ведь именно она была рядом во время развода, а затем тогда, когда я разбитая вернулась с той встречи…

Разбитая?

А сейчас я какая?

Я вспоминаю, как держалась первую неделю, нарочно не отдавая Марусю в садик, и занимаясь чем угодно, только чтобы занять мысли и руки. Бесконечные прогулки, работа на износ, каждый вечер с подругой, которая нутром понимала, насколько сильно я опять вляпалась… И все ради того, чтобы ночью как дурочке уставиться в телефон, и смотреть на зеленый значок «онлайн» слипающимися глазами.

Это — единственное, что давало понять — он жив и с ним все в порядке. А еще так я могла просто повторять себе, что он не пишет, потому что не хочет мне писать. И в эти моменты моя слабая гордость вытягивала шею, и давала сил самой не начать набирать сообщение.

Чтобы в следующую ночь все повторилось снова.

Один раз я так долго смотрела на его значок "онлайн" в мессенджере, что увидела, как он начал мне печатать.

Мне.

Печатать.

От неожиданности и страха я роняю телефон, и быстро закрываю лицо руками.

Нет.

Не смогу.

Не нужно.

Если я сейчас открою глаза, и обнаружу, что мне это просто привиделось — то что-то важное в груди разорвется на месте.

Сердце?

Или просто тот кусочек, что когда-то отвечал за радость от его входящих на моем мобильном?

Я трясусь под одеялом, уговаривая себя, насколько это глупо. Может, он и не пишет вовсе? Может, это от недосыпа и стресса начались галлюцинации? А может, он случайно нажал на наш чат, и палец сам скользнул к буквам?

Господи, это невыносимо!

Я помню, как открыла глаза, ругая себя за глупость, и полностью настроившись, что никаких сообщений не будет. Снимаю блок с телефон, открываю чат снова — а там оно.

Одно входящее от Максима.

Максим: Привет. Как ты?

Три слова, чтобы послать весь мой самоконтроль к черту. А еще гордость, обиду, обещания быть сильнее и умнее.

Настя: Все нормально, а ты?

Глупо, знаю. Но что еще ответить спустя семь дней с тех пор, как мы расстались в холодном Екатеринбурге, а на моих ягодицах только-только сошли следы от его пальцев?

Максим: Да тоже, в общем-то.

Максим: Злишься на меня?

Настя: Нет.

Правда, не злюсь. Да и за что злиться, если мужчина сказал правду? За то, что кроме моего тела больше ничего не понравилось? Не зацепило? Я знаю, что так бывает — кто-то не нравится мне, кому-то не нравлюсь я.

Плохо только, что он мне гораздо сильнее, чем просто «нравиться».

Настя: А ты?

Тупой вопрос. Ему ведь, вроде как, и не за что злиться. Но я помню, сколько раздражение мелькало в его взгляде в ответ на мою слабость, поэтому против воли задаю дурацкие вопросы.

Максим: Нет.

Это — вся наша переписка в ту ночь. Как сейчас помню, то даже засыпая, со страхом обновляла телефон — может, он напишет еще что-нибудь? Но Максим молчал, словно узнал, что хотел, и больше был писать не намерен.

А я все-же была хоть немного, но гордая, чтобы самой продолжить общение.

И вот с тех пор так и повелось — раз в четыре-шесть дней он спрашивает, как у меня дела, а я не имею силы воли, чтобы не ответить. Больше никакого секстинга, умных разговоров, шуток и прочего — мы всего-навсего узнаем, что живы и «нормально» существуем каждый в своем мире.

Господи, да я даже банального «что делаешь?» не могу спросить! Потому что, кажется, мой мозг только того и ждет — как я сорвусь, напишу лишнего, и меня понесет по реке боли и отчаяния, которую я так удачно в себе перекрыла.

Надолго ли? Кто знает.

— Вы общаетесь?! — глаза Алены расширяются, когда она видит, как сильно я сжимаю мобильный, — да ты, блин, с ума сошла…

— Он просто пишет раз в неделю, как у меня дела, — морщусь, потому что своего самобичевания мне итак хватает, — ничего такого, что было раньше. Ничего личного. Он спрашивает — я отвечаю, а потом наоборот.

— И все?

— Абсолютно.

Алена верит, но все равно неодобрительно косится. Я знаю, чего ей хочется — сказать про Максима «пару ласковых», потому что в общем и целом она в курсе произошедшего. Но я не даю ей этого сделать, потому что понимаю.

Он. Ни в чем. Не виноват.

И уж точно я не буду слушать грязь про того, к кому испытываю столько уважения…

— Ты мазохистка. Масянь. Вот серьезно тебе говорю. Зачем колупать раз в недельку рану, чтобы потом снова ее залечивать? Неужели нельзя сделать по-взрослому — в черный список, и жить спокойно дальше, встречаясь с другими. Клин клином выбивают, не слышала?

— Слышала, — вздыхаю, потому что спустя три месяца вот таких редких переписок сама чего только не надумала, — но не выбивается, понимаешь? Совсем… Никак.

Я смотрю в окно, размышляя, что Максим не пишет уже пятый день, и скоро