Анастасия Никитина
И.О. БАБЫ-ЯГИ
ПРОЛОГ
Яна
Солнечный зайчик пощекотал уголок глаза, и я, потянувшись, села. Хорошо все-таки летом. Волки по ночам не будят: Лешему есть чем заняться, кроме как серых дразнить. На печи спать не надо, всякий раз спросонья прикладываясь головой о низкую балку. Тишина, покой…
— Хозяйка! — Молодецкий голосок разорвал утреннюю негу как старую тряпку.
Тьфу ты! Я подскочила и заметалась по избе, хватаясь за все подряд и тут же это роняя.
— Хозяйка! Отворяй! Гостя принимай!
«Да чтоб тебе!» — выругалась я, пытаясь дотянуться до полки с горшками и получив по лбу ухватом.
— Хозяйка!
— Иду, касатик! — гаркнула я, спотыкаясь о злобно шипящего кота.
«Ишь какой нетерпеливый попался. Впрочем, все они одинаковые. Хорошо еще, как вселилась, сразу забором озаботилась! Надо будет богатырям Черноморовым еще браги наварить за такое дело. А то у предшественницы моей как было? Явится какой Иван незваный, хоть дурак, хоть царевич, и сразу: „Избушка-избушка, повернись…“ И летает бедная бабушка, невзирая на радикулит и застарелый перелом шейки бедра, по всей избенке, гадая, во что врежется головой. А потом еще и удивлялись, паразиты, с чего это Баба-яга такая злая?»
Я наконец нашла накладной нос с бородавкой и, кое-как приладив его на физиономию, замотала голову драным платком. Калитка заскрипела вполне аутентично, заставив меня передернуться: сюда ручищи покоренных моей самогонкой богатырей еще не добрались.
— Чего надо?!
— Дык это… — полез в затылок очередной добрый молодец с румянцем во обе щеки.
«Дурак, — сделала вывод я. — Царевичи обычно быстрее соображают». Сложный мыслительный процесс, подталкиваемый пятерней в затылке, все-таки завершился, и гость поднял на меня просветлевшие глаза.
— Кощея бить надумал!
— А от меня чего надо? — проскрипела я, пытаясь под прикрытием подоконника натянуть латаную-перелатаную юбку с пришитыми к подолу куриными костями. Если на накладной нос, вступая в должность, я еще согласилась, то шкандыбать на бабкином протезе отказалась наотрез.
— Дык это… — В ход снова пошла лопатообразная ручища.
Я вздохнула и, победив непокорную одежку, сгорбившись, поплелась к двери: все равно ведь не отстанет, дураки, они упрямые.
— По делу пытаешь али от дела летаешь? — проговорила я, подходя к калитке.
Мою корявую импровизацию дурак, разумеется, не заметил и юмор не оценил.
— По делу! По делу! — радостно закивал он. — А что это ты, бабка, такая недобрая? Сперва гостя надо накормить, в баньке попарить, а потом уже…
— А за какие заслуги я тебя, лба здорового, кормить должна? — демонстративно удивилась я.
— Дык это…
Я взвыла:
— Заходи, Иван-дурак, гостем будешь.
— А откуда ты имя мое знаешь? — замер тот. Я только глаза закатила и толкнула его в спину. Впрочем, гость сам нашел объяснение. — Значит, слухом земля полнится, и сюда вести дошли, что не жить Кощею Бессмертному, смерть его идет!
— Дело ты великое задумал, злого супостата извести, — проговорила я, проглотив замечание, что таких ходоков Кощей по три штуки в неделю принимает.
А что? Он у себя в подземельях шампиньоны выращивает, озолотился на этом деле. Грибочки-то во всех окрестных царствах уважают. Да еще круглый год. А работать кому? Правильно. Вот таким болтунам: отработают год, Кощеюшка им внушит, как они семь железных башмаков стоптали, утку поймали да его погубили, и восвояси отправляет. И все довольны. Им — слава, Кощею — дармовая рабочая сила и бессмертие. Он у нас экономный очень. Наверное, поэтому и богатый такой.
— Поможешь, бабка? — вклинился в мои мысли молодецкий бас.
Я недовольно поковыряла в зазвеневшем ухе.
— Помогу. Отчего не помочь? Дам я тебе клубочек волшебный. Он тебя к Кощееву царству и выведет.
— А меч? — с детской обидой пробасил Иван. — Чем я супостата воевать буду?
— Лопатой, — проворчала я и только потом сообразила, что произнесла это вслух и, судя по вытянувшейся физиономии, меня услышали.
В принципе, не соврала. У Кощея как раз сезон заготовки субстрата под грибы. Но дураку об этом знать не положено.
— Волшебной лопатой, — поправилась я. — Ну кто тебя с мечом во дворец пустит? А с лопатой — пожалуйста. Ты еще мешок какой-нибудь на плечи приладь для маскировки. А как Кощея увидишь, так и махни на него лопатой этой, он заржет… э-э… как богатырский конь, и помрет!
— От страха? — вытаращив глаза, уточнил Иван.
— От смеха! — буркнула я.
— Чего?
— Чего-чего! Да ничего! Лопата зачарованная! — выкрутилась я.
— А-а-а! — расплылся в понимающей улыбке Иван. — Понял. То-то его никак не убьют… Потому что мечами машут. А надо лопатой!
— Да, да! — закивала я, подпихивая кощееборца к выходу. — Вот тебе клубочек. Вот тебе лопата. Все. Иди! Подвиги не ждут!
Вытолкав дурака за калитку, я присела на завалинку и перевела дух. На колени сразу вспрыгнул толстый черный кот.
— От одного дурака отделаться — легче вагон угля разгрузить, — сказала я ему, почесав за ухом.
Лопату было жалко. Клубочками и мечами меня Кощей снабжает исправно, а вот лопата была моя собственная. Ею богатыри мне по очереди огород копали.
Васька запрыгнул мне на плечи, развалившись лохматым черным воротником, и замурчал. Я расслабилась, наслаждаясь импровизированным массажем.
— Хех… Всем ты хорош, котяра. Носки не разбрасываешь, половики грязными лапами не топчешь… Идеальный муж… Ну, почти.
— Хозяйка! — громыхнуло из леса, и за калиткой появился сначала блестящий шлем, а потом и румяная рожа какого-то из богатырей.
Васька зашипел и махом вонзил в меня десяток когтей.
— Да чтоб тебе! — обозлилась я, сбрасывая на землю наглую животину.
— Черномор-батюшка велел кланяться и спросить, али помощь какая требуется?
— Не требуется! — отрезала я и, развернувшись, ушла в избу.
Я уже жалела, что на заре своей карьеры, желая угомонить дуревших от скуки Черноморовых богатырей, угостила их самогонкой. Корчевать лес вокруг моей избушки они прекратили, зато повадились каждый день навещать меня в надежде на продолжение банкета. И ладно бы только навестить… Они мне еще и услужить пытались. Иногда это получалось, тот же забор. Но чаще их усердие оборачивалось чем угодно, только не пользой. Недавно они перекопали мне весь двор вместо десятка грядок. Пару недель назад построили для избушки высокий помост: мол, у нее курьи ножки в траве мерзнут. Представляете, как я материлась, отправившись утречком посетить будочку у забора и сверзившись с трехметровой высоты?
Почесав до сих пор поднывавший на погоду локоть, я достала из печи чугунок с кашей и поставила рядом крынку с молоком. Стол качнулся, и молоко плеснуло на белую скатерку.
— Сюда бы богатырское рвение приладить, — проворчала я, подпихивая под ножку щепку. — Васька! Иди завтракать.
Но кот, испуганный воплями похмельного богатыря, как в воду канул. Я пожала плечами и села за стол. Очередной день моей личной сказки начался как обычно.
Они все были такими. Сначала новизна и сказочная лесная жизнь притягивали и развлекали. Оживающие на глазах сказки, волшебные создания, колдовство… Но постепенно все это приелось и я привыкла. Привыкла щелкать пальцами, чтобы растопить печь. Привыкла к лесным обитателям, безголовым богатырям и скандальному