Читать «Записки одессита. Часть вторая. Послеоккупационный период»

Пятидесятые и шестидесятые годы XX века сегодня воспринимаются в романтических розово-голубых тонах. Она ассоциируются с домами-сталинками, автомобилями «Победа», набриолиненными стилягами в брюках-дудочках, клумбами-фонтанами и прочими атрибутами «оттепели».

В Одессе, как и во всей огромной стране, называвшейся СССР, это время и в самом деле было своеобразным и очень интересным. Тем, кто хочет в нем по-настоящему разобраться, наверняка придется по вкусу эта книга.

Произведение не претендует на документальность, хотя упомянутые в нем персонажи действительно жили, а описанные события происходили в реальности.

Вторая часть «Записок одессита», вероятно, заинтересует читателей, уже знакомых с первой книгой об оккупации. Стиль тот же, «амаркордный», подразумевающий последовательность небольших новелл, связанных общим сюжетом. Каждый из маленьких рассказов освещает какую-то тему или событие и может рассматриваться как отдельный эпизод.

По сравнению с периодом оккупации времена были уже не столь трагические, хотя и легкими их назвать тоже язык не поворачивается. Впрочем, юмора и одесских хохм во второй книге намного больше, чем в первой.

Итак, начнем. Сразу же речь пойдет об условиях жизни одесситов первого послевоенного десятилетия.

К бедности все давно привыкли. Одесситы завидовали тем, кто проживал большой семьей в маленькой комнатке: такую легко протопить «буржуйкой» — в этом имелся большой плюс. Был и большой минус — в тесноте очень быстро разводились клопы. Они почти хрустели под ногами, нещадной вонью мстя за свою преждевременную погибель, и похоже, жили уже при коммунизме. «Жарили» их при помощи примусов и дуста (ДДТ) — его без проблем можно было украсть на любом предприятии города.

Когда кому-то в коммуне очень уж досаждали клопы, то вещи выносились «на калидор», а железные сетки кроватей обжигались примусами или паяльными лапами. Комплексно применялся и дуст. Клопы чернели и лопались, разбрызгивая черную кровь, очень вонючую. Запах распространялся по всей коммунальной квартире. Жильцы других комнат тяжело дышали и сердито посматривали на «борцов за свое счастье». Возможно, им было жалко пострадавших клопов… Соседи, не выдерживавшие запаха, выглядывали из окон на улицу, «хапали воздуха» и блаженно улыбались.

Конечно, не было времен, когда всем поголовно одесситам жилось бы плохо. После войны хорошо устроиться не могли те, кто побывал в оккупации, но зато появились вполне реальные шансы у молодых и энергичных коммунистов.

Младшей дочке Беренштейнов повезло выйти замуж за Фиму Геллера, очень быстро получившего должность директора ресторана «Волна». Фима проживал в нашей парадной на четвертом этаже в той же коммуне, в которой жил Ленька с мамой Дозей. Ефим Геллер занимал две лучшие комнаты в коммуналке, имел большой кухонный стол на общей кухне. Соседей-завистников он тоже имел…

Когда Фима поднимался к себе домой по мраморной лестнице, подпитые соседи так и норовили его подцепить:

— Фима, а щё твоя свояченица Зина сегодня клювала?

Они знали, что сестра его жены до войны переболела сифилисом — тайны в том не было, а в Одессе и быть не могло. У Зины отсутствовала передняя часть носа. Ефиму не нравились такие разговоры, и он их резко пресекал:

— Вам бы такое тоже поклевать! — выкрикивал он на ходу, и ускорял свои прыжки через ступеньки.

Когда соседи-завистники бывали трезвы, они здоровались с Фимой очень вежливо, даже подобострастно:

— Фимочка, ви сегодня так галантерейно одеты, так и хочется вас с чем-то поздравить!

— Ты мене уже вчера напоздравлял.

— То не я, то водка Вас поздравляла. Если я шото не так ляпнул…

Фима убегал, не ожидая, пока сосед, дышащий вчерашним перегаром, успеет обслюнявить его чисто выбритые щеки.

Электропроводка, проведенная еще до революции гибким проводом с хлопчатобумажной изоляцией, крепилась на фаянсовых роликах, и ее лучше было не трогать. Обычно в квартире был один счетчик, но в некоторых коммунах, где проживали «состоятельные жильцы», электросчетчиков могло быть несколько. Там все стены были покрыты переплетающимися проводами, а в туалете было столько же лампочек и выключателей, сколько и соседей.

Городское напряжение в 127 вольт было опасным для таких проводок. В квартирах, где был один электросчетчик, производились внезапные проверки комнат соседей для выяснения количества горящих лампочек. После сложных и спорных вычислений определялся процент оплаты каждой семьи за электроэнергию. «Коммунары», не согласные с начисленным процентом, громко требовали, чтоб «не пили их кров бандиты с большой дороги», производившие расчет. Это не помогало…

Единственный туалет по утрам никогда не пустовал, по его двери обязательно кто-то нетерпеливо стучал и до поры до времени просто нескромно выражался. Потом начинал пританцовывать, выражаясь уже не всегда цензурно. Назревал скандал, и повод был налицо: «Ты что, там газеты читаешь?!» — извивался в судорогах ожидающий своей очереди. «Не кричи, а то я и вовсе не смогу выйти!» — отвечал тужащийся сосед.

Крысы, мыши и клопы в комнатах веселили одесситов, обладавших фантазией. Жильцы придумывали анекдоты, а иногда запускали дворовых кошек в квартиры.

В конце сороковых добираться в Аркадию из центра города стало намного проще. Одесситам нравилось вспоминать довоенное время, сидя на скалистых склонах и в маленьком парке. Худощавое население заполнило трамваи, хотя большая часть пассажиров сходила у Привоза.

Перевозкой людей занимались и биндюжники на легковых бричках — их клиентами становились представители солидной (сармачной) публики.

На больших грузовых площадках искали нанимателей другие биндюжники, подряжавшиеся доставлять мебель, мешки с продуктами и другие габаритные предметы.

Были еще и безлошадные биндюжники. Они считались одновременно самыми бедными и здоровенными. Эти представители транспортного бизнеса легко катили свои тачки в любую погоду вниз по наклонным улицам Одессы и тяжело толкали их на подъемах.

Когда организовался первый в городе таксопарк на улице Эстонской, наиболее шустрая часть легковых биндюжников, естественно, за определенную мзду, пересела на несколько десятков новеньких «Побед».

Кроме технически новых транспортных средств в работе не изменилось практически ничего. Гордые таксисты собирались позади рыбных корпусов и ожидали «сармачных» клиентов теперь уже не рядом с лошадями, а возле автомобилей. Водители знали себе цену и всем своим видом показывали, что задешево никого никуда не повезут.

Появились и конкуренты в виде владельцев трофейных BMW, опелей и мерседесов. Они остерегались бывших биндюжников, слывших большими хулиганами, но деловые соображения брали верх над страхом. Лучшего места для парковки в окрестностях Привоза все равно не было.

Таксисты быстро ощутили убыль пассажиропотока и логично связали ее с активностью частников. Кто из тружеников сферы услуг не знает, что насиженная точка — зона жизненно важных интересов? Биндюжники старались, «прибивали» место, а теперь эти нахалюги пользуются плодами без спроса!

Особенно возмущал таксистов своей необыкновенной наглостью один владелец «Опеля», уводивший пассажиров прямо из-под носа. Водители некоторое время просто возмущались, а потом применили к «бомбиле» новейший, специально изобретенный метод конкурентной борьбы.

Шофера «Опеля»