Читать «Островитянин»

Волны укачивали. Будто колыбель. Такую в его далёком детстве привешивали к потолку.

Да, именно так он себя в первую минуту и ощутил. Лежащим в тёплой, пропахшей мокрой солью колыбели. А чьи-то заботливые руки (конечно, руки матери, чьи ж ещё?!) плавно качали вперёд-назад. Мягко, ласково, как в невесомости.

Затем его полысевший затылок уткнулся в песок.

На смену колыбели тут же пришла новая ассоциация. Прибой настойчиво толкал вперёд, изгоняя из влажных бездн океана. И теперь он представил себя куском сливочного масла, который чья-то дрожащая рука (отца? возможно… в его школьные годы батя любил заложить за воротник…) старательно и неуверенно намазывала на шершавую поверхность песчаного пляжа.

Через несколько утомительных секунд пришло истинное понимание происходящего. Никаких колыбелей, родителей и причудливых образов сонного воображения… Лишь тёплая и жгуче-солёная океанская волна, выблевавшая его на побережье. Так с незапамятных времён она отвергала мусор и плавник.

Было нестерпимо жарко: раскалённый жёлтый диск нависал ровно над головой, превращая соль на лице в хрупкую неприятную маску.

Он перевернулся на живот. Чуть не нахлебался пенного прибоя, встал на четвереньки, выбираясь из воды. Песок, солнце, ярко-зелёные кустарники в десятке шагов от воды… В памяти провал, в котором мерцает багровым цветом единственный образ — кораблекрушение…

Что за корабль нёс его по океану?

Яхта? Катер? Пассажирский лайнер?

Он не помнил. Он даже имени своего не помнил. Завалившись на бок, провёл пальцами по лицу, словно по азбуке Брайля пытаясь прочитать на щеках и лбу собственное имя. Виталий? Валера? Что-то, связанное с Вальком, как его называли друзья… Валентин!

Эта крохотная победа над собственной памятью придала сил. Опустошение отступило, позволив подняться на ноги. Пошатываясь, Валёк встал в полный рост. Вгляделся в изумрудную стену листвы, растянувшуюся вдоль побережья.

Где он оказался? На необитаемом острове? Или за стеной кустарников и изогнутых пальм притаился тропический курорт, на котором отдыхают сотни туристов? Вцепившись в виски, Валёк скривился от приступа головной боли, мешающей вспомнить. В голове царила пустота, напоминавшая бескрайний океан, раскинувшийся за спиной.

Сделав несколько шагов от воды, он тяжело опустился на горячий песок.

Иллюзорность и ломкость человеческой памяти были продемонстрированы ему в самый неудачный из моментов жизни. Ещё несколько часов назад Валентин ощущал себя частью чего-то огромного — полноправной единицей социума с интересной (наверняка) биографией, любимой (хочется верить) работой, семьёй (в его-то возрасте, наверняка) и банковским счётом (немалым, раз он смог позволить себе путешествие по океану).

И вот он — никто.

Только имя осталось, с равным успехом как мужское, так и женское. Ни воспоминаний, ни устремлений, ни горечи потерь. Часть социума монеткой провалилась в щель паркета, по которому ходят миллиарды миллиардов ног, и потеряла свою ценность. Он стал человеком без прошлого и настоящего, будто бы один из сотен ярко-зелёных кустов, растущих на затерянном в океане клочке суши.

Впереди, слева и справа раскинулась бескрайняя океанская гладь. Насыщенные сотнями оттенков белого и серого облака клубились на горизонте, очертаниями напоминая многоэтажные дома его родного города. Какого? Откуда он? Пенза? Владивосток? Омск? Перебирать города России Валёк мог с тем же успехом, что и вспоминать профессию.

Часть острова — вот кто он отныне. Камень, древесный ствол или забравшийся под корягу краб — его семья. В мире, населённом несметными людскими ордами оказалось потеряться проще, чем выиграть в лотерею. А может, это и есть его лотерея? Вытянул билет на необитаемый остров в век повсеместной компьютеризации и сотового покрытия…

Валёк невесело улыбнулся. От этого спёкшиеся губы треснули, и их зажгло от попавшей в ранку соли.

Остров может оказаться вовсе не безлюдным.

Всё ещё пошатываясь, он встал, продолжая потирать виски.

Кто сказал ему, что спасший его жизнь кусок суши пуст? Он пойдёт налево… или направо. Неважно, куда, лишь бы что-то делать, причём не дожидаясь ночи. Как там поступали герои Дефо или «Остаться в живых»? Нужно разыскать возможные следы цивилизации. Если на этом поприще Валька постигнет неудача — он сосредоточится на поисках пресной воды и места для ночлега. Отдохнув и набравшись сил, он продолжит добычу пищи и двинется дальше, даже если для этого ему придётся идти круглые сутки…

Конечно, его будут искать.

Или не будут?

Сколько людей, кроме него, было на борту? Был ли аварийный маяк или рация? Или он — крохотный фрагмент самонадеянной экспедиции, решившей бросить вызов океану на плоту из пустых полиэтиленовых бутылок? От попыток вспомнить хоть что-то у Валентина снова заломило виски, и он помотал головой. Память вернётся, обязательно вернётся. Нужно только не спешить и не мучить сознание…

Время напоминало подыхающую лошадь, хромавшую сразу на три ноги. Плелось, понурив голову, и готовилось совсем скоро отойти в мир без страданий. Клубящиеся на горизонте облачные столбы до нытья в сердце напоминали городские постройки. Постаравшись сосредоточиться на чём-то ином, Валёк двинулся к кустарнику, вдыхая свежий и пронзительный запах листвы.

На ходу ощупал пустые карманы лёгких холщевых штанов и рубашки-поло. Стянул и сунул за пояс единственный белый носок, поверх которых русские туристы обычно носят сандалии. Штаны, рубашка и носок, вот и все богатства, унесённые с неизвестного судна (яхта? катер? пароход?). У него не оказалось ни кресала, ни ножа, ни мотка верёвки, так часто помогающих выжившим в крушении наладить нормальную (если этот эпитет применим) жизнь островитянина…

Покачиваясь, Валёк заковылял налево вдоль береговой черты. На юг, как ему казалось. А затем ещё налево. И ещё. И только когда заметил, что зелёная стена совершает плавный изгиб, осознал, что солнце переместилось по другую руку. Он брёл по периметру крохотного овала, похожего на панцирь гигантской доисторической черепахи — вот куда его швырнула милосердная судьба. Вероятно, посчитавшая, что утопить мужчину в бездонной пучине будет куда злее и несправедливее…

Ирония судьбы?

Да нет, мать вашу, откровенное издевательство!

Всё ещё не спеша углубляться в пятак густых джунглей, царящих на центральном холме островка, Валёк замкнул круг. Наткнувшись на собственные следы, почти смытые прибоем, сел на прежнее место, стараясь не заплакать. Чуть больше двухсот шагов в длину, чуть больше сотни в ширину: вот новая тропическая колония губернатора, не способного даже вспомнить свою фамилию. А вокруг — только равнодушный океан и клубящиеся облака, остро напоминающие о родном Новосибирске…

Вот оно!

Валёк даже подскочил, в волнении приглаживая редкие пряди слипшихся от пота волос. Память начала возвращаться, подстёгнутая миражами на горизонте. Он из Новосибирска! И, кажется, был военным… И хотя за это поручиться было нельзя, Валентин почувствовал очередной прилив сил.

Он обязательно спасётся! Вспомнит всё до мелочи и спасётся. Разведёт огромный костёр, даже если для этого ему придётся спалить к чертям весь этот микроскопический островок… но вернётся в цивилизацию, в общество, в социум, в свой