Читать «Глубокая вода»

Страсти вводят нас в заблуждение, так как они сосредоточивают все наше внимание на одной стороне рассматриваемого предмета и не дают нам возможности исследовать его всесторонне[1].

Гельвеций. Об уме

Остерегайтесь выходить на болота в ночное время, когда силы зла властвуют безраздельно[2].

Артур Конан Дойл. Собака Баскервилей

Почувствовав боль от укуса, он раздраженно хлопнул себя по щеке.

Когда убрал руку и посмотрел на нее, довольно улыбнулся — прямо по центру ладони расплылось кровавое пятно. Ты глянь, присосался. И дососался… Интересно, сколько живут комары: день, два, месяц или пока человек не прибьет, прервав приятный процесс добывания крови?…

На самом деле Гришу Коцюбу вовсе не интересовала продолжительность комариной жизни. Он даже успел привыкнуть к их постоянному писку над ухом и искусанным рукам и щекам. К таким мелким неприятностям привыкает каждый рыбак, а Коцюба ездил на рыбу уже более тридцати лет.

Сначала делал это в свое удовольствие, даже выписывал советский журнал «Рыболов-спортсмен». Потом, когда с деньгами и продуктами стало неважно, начал понемногу продавать улов. Особенно хорошо брали карасей, лещей, щук и сомов отдыхающие на базах, которых вдоль берега Десны столько, что плюнуть негде. Правда, это было раньше, теперь многие базы закрылись. Говорят, до лучших времен.

Только Коцюба в лучшие времена не верил.

Обычный сельский пятидесятилетний мужичок, две дочери которого одна за другой сбежали в Чернигов сразу после школы, и больше не от желания учиться, а подальше от обязанности трудиться на огороде, Коцюба твердо знал одно: никто, кроме него самого, лучшей жизни ему не устроит. Ни один Майдан, ни одна революция. Хотя регулярно смотрел новости, матерился, всегда ходил на выборы и голосовал за того, за кого скажут по телевизору. Потому что ему действительно было все равно, кто там сидит в кабинетах. От перемены задниц в креслах у него, Коцюбы, больше денег не станет. Рыба сама на сковороду прыгать не будет. Огород сам себя не вскопает.

Бывший рыболов-спортсмен быстро понял: на крючок рыбка не всегда одинаково клюет, спиннингом тоже много не наловишь. Соответственно, много не продашь и ничего не заработаешь. Поэтому Гриша занялся тем, что в последнее время делали все, кому не лень.

Собирался рано, с восходом солнца, садился на свою клееную-переклееную резиновую лодку и отправлялся уже не на рыбалку, а на настоящую охоту. Охотился Коцюба на сетки и «экраны», поставленные с вечера другими такими же умными рыболовами. Вытряхивал из них рыбу и вез ее на продажу.

За это могли набить морду. Или сделать проще — пробить лодку прямо здесь, на воде, и плыть себе спокойно дальше. Пусть подлец, протянувший к чужому загребущую лапу, сам выпутывается. Конечно, если кто-то и вправду тонуть начнет, его спасут. Но когда вытащат на берег, точно морду набьют. Только Гриша Коцюба пятьдесят лет назад на Десне родился, с четырнадцати лет начал серьезно обследовать эту хитрую реку, и теперь вряд ли кто-то знает здешние места лучше его.

Есть, конечно, такие же, как он, аборигены. Если они где-то сетку поставят, то точно в таком месте, где никто не найдет. И только там, где рыба наверняка водится. Они никому и никогда своих рыбных мест не сдадут. Коцюба всех знал, все знали Коцюбу, и между мужиками существовало молчаливое соглашение: друг у друга не воровать. Они даже договаривались при встрече, кто где собирается вскоре ловить. Это не лишнее. Никто из своих точно не сунется, а это означало, что все найденные сетки могут быть только чужими.

А их и почистить не грех.

Чужие здесь не ходят.

Коцюба точно знал, что никто из его односельчан и рыбаков из близлежащих сел в ближайшее время не собирается ловить в Тихом затоне. Рыбы здесь полно, только само место плохое. О нем здешние деды и бабы давно разные сказки придумали, даже когда-то ученые приезжали. Говорили, заколдованное место исследовать хотят. Неделю покрутились, самогона попили и ни с чем уехали. Не видели ни русалку, ни водяного, ни разных воскресших утопленников, короче, никакой нечисти. Еще люди из газет теми местами часто интересуются, пишут всякую хренотень. Хотя Гриша газет не читал, интернет тоже — ему только пересказывали прочитанное и услышанное подруги жены.

Те еще пустозвонки. Соберутся и сплетничают- ля-ля-ля да ля-ля-ля. До такого договорятся, что на голову не наденешь.

Правда, в последнее время местные перестали на Тихий затон ездить. Краем уха слышал Коцюба: какие-то нечистые дела там творятся. Разбудили какое-то чудовище, долго спавшее на самом дне, глубоко под темной водой, и чудовище это уже несколько человек к себе утащило. Находят тела дня через два-три, далеко внизу по течению Десны. Что-то этот монстр здесь, в Тихом затоне, стережет.

Гриша Коцюба во всю эту болтовню не верил. Хотя и не спешил плавать на затон — жена заклинала, чтобы туда не совался, даже разревелась однажды, корова глупая. Но на этот раз поехали они на машине кума рано утром в город на базар, молодой картофель повезли и вишни. А он и рад стараться — еще с вечера готовился, жене не до него было, поэтому и не привязалась с глупыми разговорами.

Расчет простой: раз никто из своих на затон не намылился, значит, чужие уже там пасутся. Им уж точно на глупую трескотню наплевать.

Отогнав надоедливых комаров, Гриша наклонился, прищурил глаза и начал внимательно вглядываться в гладкую поверхность воды. В этой заводи всегда было тихо, течение било глубоко, и где это дно, не знал никто. Вода здесь всегда спокойная и действительно какая-то темная. Руку засунешь — не видно.

Солнце медленно всходило, становилось светлее, вода блестела, и наконец по левую руку от себя, среди множества зеленых кувшинок, Коцюба увидел то, за чем заплыл сюда. Незаметная неопытному глазу метка-вешка качалась на воде. Палку воткнуть никто не догадался, да и не получилось бы ничего. Дно в затоне никто никогда не мерял, но знающие люди могут сказать: от самого берега оно стремительно обрывается и дальше лучше не рисковать. Поэтому злоумышленники привязали к леске простой поплавок, только не синий или красный, а прозрачный, сделанный из обычной пол-литровой пластиковой бутылки из-под минералки. Ее обрезали максимально, как смогли, проковыряли шилом дырочку, через дырочку протащили леску, а леску привязали к «экрану».

В том, что он нашел именно «экран», Коцюба не сомневался ни на секунду.

Эта снасть лучше обычной сетки. Сплетенная из прочной лески, полтора метра длиной, она может опускаться на достаточную глубину. Конечно, дно затона не измеряется, но к краям приделываются грузильца — и вот вам ловушка для рыбы. Если уж она запутается в леске,