Анютка Кувайкова
Лизавета или Мери Поппинс для олигарха
Пролог
— Нет… Нет, нет, нет, нет, нет!
Шмяк!
Бодрый, отчаянный протест был прерван рулоном туалетной бумаги, метко треснувшим мне точно по лбу. Хорошо, что это — «Папья». Мягкая, как хлопок, с особой текстурой, четырехслойная, с тиснением с обеих сторон… «Папья» — потому, что я достойна большего! Да простят меня добрые люди за навязчивую рекламу, уже набившую оскомину, но, думаю, от крепкого рулона старых добрых «Набережных челнов», плотных и жестких как наждачная бумага, наверняка остался бы синяк.
— Бей её!! — команда главаря банды мелкий террористов прозвучала радостно и зычно. Мой слабый писк тут же потонул в воплях команды мстителей в сандалях, и со всех сторон моментально обрушился шквал метательных снарядов!
Едва не взвизгнув, торопливо прикрыла лицо ладонями, чувствуя, как по макушке весело стучат все те же рулончики «элитной» попной бумаги. Вопли мини-индейцев, тоже, к слову, элитных, мгновенно деморализовали противника в моем лице, слишком их уж было много. Тут же неподалеку послышался плеск воды и интенсивное хлюпанье, шелест разворачивающихся в полете рулонов одноразовых супермягких полотенец… Кто-то скомандовал «огонь», и в ход пошла тяжелая артиллерия — шарики из сухого бассейна!
— Уи-и… — полузадушенным писком поплакалась я самой себе, едва не оглохнув от творившегося вокруг безобразия.
Сорок минут… Сорок минут напрасной уборки моими трудолюбивыми ручками. И все пошло под то место, которое следует вытирать бумагой, висевшей сейчас лентами везде, где можно и где нельзя! Даже на светильниках и стенах.
И, как апогей шалопайства и праздника непослушания — кто-то из особо ретивых соловьев-розбойников, издав пронзительный свист, лихо махнув ногой, перевернул ведро с грязной водой!
Волна с хлопьями серой пены тут же хлынула по полу, сметая и замачивая на своем пути всё, что попалось, включая мои джинсы. Мои балетки, видавшие лучшие времена, мгновенно пошли ко дну, я дернулась, пылая праведным гневом, мелкие вредители замерли…
— Всё! — не выдержав, я резко скинула с головы всё, чем ее закидали, и попыталась подняться. — Сейчас я буду зверствовать!
— А-а-а-а!!! — с дикими воплями золотые во всех смыслах детки пяти лет от роду тут же бросились наутек. — Анна Николаевна, нас Лизка обижает!!
Обидишь их, ага… Кто их обидит, три дня не проживет!
Сердито пыхтя, я еще раз дернулась, поскользнулась на воде, и снова села в лужу, во всех смыслах этого слова. Вставать уже не стала, грустно глядя на уборную, численность населения в которой буквально за секунды сократилась до одного единственного человека — меня. А чего дергаться-то? Всё равно джинсы уже не спасти.
Мою репутацию, кстати, тоже.
— Лизонька, что случилось? — раздался бодрый перестук каблучков, и в просторное помещение, отделанное дорогим ярким кафелем, гордо вплыла женщина в небольших годах, красивая и изящная, как принцесса Диана. Сложив руки на груди, на которой ярко переливался крупный кулон с синим камнем, до боли похожим на сапфир, она покачала головой. — Ох. Опять?
— Угу, — грустно подтвердила, выставив локоть на колено, подперев подбородок кулаком. Мокрые джинсы неприятно липли к попе, но больше всего удручали не они, а предстоящий фронт работ. Серпантин из сухой и мокрой туалетной бумаги, бесформенные островки разодранных бумажных полотенец, разноцветные пластмассовые шарики, плавающие в грязной воде… Тяжелый вздох вырвался сам собой. — За что они меня так не любят, Анна Николаевна?
— Ну, что ты хотела, милочка? — аккуратно переступив через серую бумажную кашу на полу, женщина подошла к раковине, из которой уже не хлестала вода — сенсоры перестали работать. Одернув полы дорогого приталенного пиджачка, моя коллега поправила свою элегантную прическу, глядя в зеркало, щедро измазанное жидким мылом. — Дети всё прекрасно понимают. Они всегда будут отвергать тех, кто не из их песочницы. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я?
— Мне каждый день об этом напоминают, — пробурчала себе под нос, стаскивая с волос тонкие белые ленты с тем самым двойным тиснением.
— Вот и чудненько, — стерев из уголков губ скатавшуюся там матовую, неброскую помаду, резюмировала моя вроде как коллега, а по факту начальница. Закончив прихорашиваться, она напоследок стряхнула с клешенных классических брючек невидимые пылинки и, обернувшись, сморщила носик при виде беспорядка. — Убери здесь. И приведи себя в порядок, ради всего святого! Скоро детей начнут забирать, не хватало еще, чтобы такой позор увидели. Ты знаешь, родительский комитет особым терпением не отличается.
Я просто кивнула, немножко приуныв. Золотые яблочки от своих венценосных деревьев недалеко падают, и даже на метр не укатываются. Уж я-то об этом знаю не понаслышке!
Возведя глаза к потолку, небрежно фыркнув, Анна Николаевна гордо удалилась, цокая своими туфельками известного бренда, всем своим видом явно показав, что она обо мне думает. И о ситуации в целом.
— Господи, за что? — тихо вопросила я у пустоты, утыкаясь лбом в пучеглазую крышку зелененького унитаза в виде лягушки. И, вздохнув, потыкала пальцем в сгиб пупырчатой лапки. — Ну, хоть ты мне на этот вопрос ответишь, а?
Конечно, бездушное фаянсовое земноводное молчало, воды в рот набрав. Так что пришлось мне, вздохнув напоследок, поправив сползшую на затылок цветастую косынку, снова приниматься за работу, попутно размышляя о своей горькой судьбе-судьбинушке.
Впрочем, долго унывать я не умела, и вскоре уже весело мурлыкала себе под нос незатейливую современную попсовую песенку, отмывая зеркало от жидкого мыла приятного голубооко оттенка с перламутровым отливом.
Если говорить честно, в моей ситуации вообще было грех жаловаться на жизнь.
Да, я работала няней, или, как принято сейчас говорить, помощником воспитателя в детском саду. В не совсем обычном детском саду, а что ни на есть элитном, расположенном в коттедже на окраине города, в настоящем сосновом бору. Сюда сложно добраться… простым смертным сложно — у нас даже уборщицы имеют собственный транспорт, не говоря уже о дорогих внедорожниках, машинах бизнес-класса и, вроде бы, даже парочке лимузинов, прибывающих блестящей современной кавалькадой каждое утро к воротам. Часто опаздывая на непозволительное для установленного режима времени, но кого это может волновать кроме меня? Я, если честно, не особо разбираюсь в марках дорогих авто, никогда не отличу Гуччи от Версаче, и не увижу разницы между бриллиантами и стразами «Сваровски».
Я обычный человек. Даже странно как-то, правда?
Обычная девушка, студентка заочного отделения педагогического института, двадцати шести лет отроду… Живу в крошечной квартирке, зато своей, едва свожу концы с концами, но никогда не падаю духом, и очень люблю детей. Педагоги в нашей стране получают, увы, ничтожно мало, и это горькая правда. Чтобы сносно жить, а не существовать, нужно иметь высокую зарплату, а чтобы получать такую, необходимо найти приличную работу. А как это сделать с неоконченным высшим образованием и отсутствием всякого педагогического опыта? Просто бесконечный замкнутый круг, увы.
Но я всегда считала, что рано