Читать «Дневник кислородного вора. Как я причинял женщинам боль»

Мне нравилось причинять боль девушкам.

Психологическую, не физическую – за всю жизнь я ни одной девушки не ударил. Ладно, один раз. Но это вышло случайно. Я расскажу о том случае… попозже. Короче, я прямо-таки кончал от этого дела.

Получал истинное удовольствие.

Ну, типа как серийные убийцы говорят, что не испытывают ни сожалений, ни угрызений совести из-за смертей всех тех, кого они убили. Вот и я был такой: обожал это дело. Мне плевать было, сколько на это уйдет времени, ведь я никуда не спешил. Я выжидал, пока они не втрескаются в меня по уши. Пока не станут смотреть на меня большими, точно блюдца, глазами. Я тащился от выражения шока на их лицах. А потом стеклянный блеск в глазах, когда они пытались скрыть, как сильно я их обидел. И все в рамках закона. Думаю, нескольких я таки убил. Их души, я имею в виду. Я ведь охотился за душами. Знаю, пару раз я подходил к этому совсем близко.

Но не беспокойтесь, возмездие меня настигло. Потому-то я вам об этом и рассказываю. Справедливость восторжествовала. Равновесие было восстановлено. Со мной случилось то же самое, только хуже. Хуже – потому что это случилось со мной. Я теперь чувствую себя очистившимся, знаете ли. Отмытым. Я наказан, так что – почему бы не рассказать об этом? По крайней мере, так это представляется мне.

Я повсюду таскал с собой груз виновности в своих преступлениях – еще не один год после того, как бросил пить. Я не мог даже взглянуть на девушку, не то что поверить, будто заслуживаю разговора с ней. Или, может быть, просто боялся, что она увидит меня насквозь. Что так, что сяк – результат один: после вступления в Общество анонимных алкоголиков я целых пять лет даже не целовался с девушками. Серьезно. Даже за ручку не держался.

Я был настроен серьезно.

Наверное, в глубине души я всегда знал, что у меня есть проблема с алкоголем. Просто ни разу не отваживался ее принять. Я пил чисто ради внешнего эффекта. Но, с другой стороны, как я погляжу, разве не все так делают? До меня начало доходить, что дело плохо, когда я стал нарываться на побои. Конечно, это мой язык доводил меня до беды. Я подгребал к самому здоровенному бугаю в компании, заглядывал ему снизу в ноздри и обзывал педрилой. А когда он с размаху бил меня в лицо лбом, я говорил:

– Да у тебя жопа вместо лица.

Тогда бугай повторял свой прием – на сей раз мощнее. После второго раза мое красноречие шло на спад. Одна из моих «жертв» приложила меня головой об электрическую конфорку. В Лимерике. В Столице Поножовщины. Мне повезло, что удалось убраться из того дома живым. Однако сделал он это, потому что я насмехался над его пришепетыванием. Может, потому-то я и перешел на девушек. Это как-то лучше отвечает тонкому вкусу, неужто вы не знали? И девушки не принимались меня избивать. Они просто смотрели на меня – потрясенно и неверяще.

Их глаза, сами понимаете…

Все притворство и «правила» мигом рассасывались. Оставались только мы двое и боль. Все эти интимные моменты, все тихие вздохи, нежные прикосновения, занятия любовью, признания, удавшиеся оргазмы, неудавшиеся оргазмы – все это было просто топливо. Чем глубже они увязали, тем прекраснее было зрелище, когда наставал тот самый момент. И я жил ради этого момента.

Весь этот период я работал в Лондоне, фрилансером в рекламе. Арт-директором. Явное противоречие, но уж как есть. Тем же занимаюсь и сегодня. Как ни странно, деньги я всегда умел зарабатывать. Еще в художественной школе получил грант, потому что мой папаша только что вышел на пенсию, и я внезапно стал «удовлетворять критериям». А после этого без особых проблем находил одно рабочее место за другим.

Я никогда не был похож на пьяницу, я просто был им, да и вообще, в те дни рекламное дело намного сильнее располагало к пьянству, чем сегодня. Будучи фрилансером, я, так сказать, был сам себе хозяин и не давал себе скучать, заводя одновременно по нескольку подружек. Ни одной девушке не полагалось об этом знать. Идея состояла в создании впечатляющего списка ожидания, чтобы, когда одна девушка приблизится к стадии дозревания – обычно после трех-четырех свиданий с парой телефонных разговоров в промежутке, – в очередь уже встала другая. Тогда, после того как одна отправится в утиль, новая сможет занять ее место. В моем методе не было ничего необычного, все так делали. Но как же я от этого кайфовал! Не от секса и даже не от самого завоевания, а от причинения боли.

Это после безумного вечера с Пен – подробности будут через минуту – до меня дошло, что я нашел свою нишу в жизни. Я каким-то образом умудрялся заманивать этих созданий в свое логово. В половине случаев я пытался их оттолкнуть, но это давало лишь противоположный эффект. И тот факт, что их влекло к куску дерьма вроде меня, заставлял меня ненавидеть их еще сильнее, чем если бы они расхохотались мне в лицо и пошли своей дорогой. Моя внешность? Да ничего особенного, хотя мне говорят, что у меня красивые глаза. Глаза, не способные изливать ничего иного, кроме правды.

Говорят, что море на самом деле черное и что оно просто отражает голубое небо над собой. Так было и со мной. Я позволял им любоваться собой в моих глазах. Я обеспечивал определенную услугу. Я слушал, и слушал, и слушал. Они откармливали меня собой.

Ничто никогда не казалось мне более правильным. Если говорить честно, то даже сегодня мне не хватает этого – чужой боли. Я не исцелился, но уже не настроен систематически срывать покровы, как когда-то. По выпивке я и вполовину так не скучаю. О, снова причинять боль!.. Уже после тех бурных денечков я услышал одну поговорку, которая, кажется, весьма к месту. Раненые люди ранят других.

Теперь я понимаю, что мне было больно, и я хотел, чтобы другие тоже ощутили боль. Это был мой способ коммуникации. Я знакомился с женщинами, в первый вечер получал непременный номер телефона, потом, спустя пару дней, заставив их немного попотеть, звонил – весь такой нервный. Они это обожали. Я приглашал их на свидание, притворяясь, что почти никогда не делаю этого, и приговаривая, что не так часто хожу по барам в Лондоне, поскольку не знаю по-настоящему, что тут и как. Это, кстати, была правда, потому что единственное, чем я занимался, – надирался до отключки в местных барах вокруг Камберуэлла.

Мы договаривались где-нибудь встретиться. Мне нравился Гринвич с его рекой и лодками, и, разумеется, пабами. И еще в нем была прекрасная атмосфера типа «мальчик девочку любил». Милая и респектабельная. Я был наполовину пьян еще до того, как мы встречались, но оставался остроумным, очаровательным, и этаким мальчишечкой, и весь дрожал. Она улыбалась и отпускала замечания по поводу моей трясучки, думая, что я нервничаю, стараясь произвести на нее хорошее впечатление. Пыталась меня успокоить. Поскольку мне не удавалось залить в себя достаточное количество спиртного, само мое существо содрогалось. Мне приходилось заказывать по два больших «джеймисона» у стойки на каждую полупинту лагера для нее. Я опрокидывал свои «джимми» втайне от нее, а потом продолжал ломать комедию.

Чудесно.

Мне на