Читать «Вендетта. День первый»

Город Насте не понравился. Он так разительно отличался от ее родного Ленинграда! Вместо широких проспектов и величественных дворцов – похожие друг на друга улицы и бетонные многоэтажки, все какое-то пыльное, стандартное, неинтересное.

Когда родители ей сказали, что они переезжают, первой реакцией Анастасии было «ни за что!». Она не хотела покидать Ленинград, не хотела оставлять друзей, не хотела менять школу в разгар учебного года. И в особенности не хотела расставаться с Сережей.

Настя не сомневалась в том, что влюблена. И пусть ей всего четырнадцать, но она нашла человека, который является для нее центром мироздания. Этим человеком и был Сережа, ее одноклассник.

Но родителям, конечно, было не до ее мучений и терзаний. Наверняка им, как и Насте, тоже не хотелось покидать Ленинград, оставлять большую квартиру на Невском проспекте, друзей, знакомых и родственников, но поделать ничего было нельзя.

Отец Насти, Всеволод Петрович, получил ответственное назначение – на должность прокурора в Болотовск, бывший Нерьяновск. В Ленинграде он был «одним из» – заместитель прокурора города, а в Нерьяновске ему надлежало возглавить городскую прокуратуру, а это означало повышение по службе для Всеволода Петровича Лагодина, чему он не мог не быть рад.

Всеволода Петровича, как выяснилось позднее, приметил не кто иной, как новый генеральный секретарь товарищ Андропов. Генсеку импонировало то, что Всеволод Петрович не боялся высказывать собственное мнение и был готов ради торжества справедливости рисковать карьерой. Во времена предшественника Андропова независимость особо не поощрялась, и Всеволод Петрович был одним из немногих, кто плыл против течения.

Генсек наверняка знал, что Лагодин пытался привлечь к ответственности детишек нескольких весьма и весьма влиятельных в Ленинграде персон, и это несмотря на то, что он получил прямое указание сверху спустить дело на тормозах. Всеволод Петрович был в курсе, что рискует всем, и не только своей должностью, однако решил, что не имеет права замалчивать правду и позволить группе великовозрастных оболтусов, чьи родители были не последними лицами в Cеверной столице и хорошо знали еще гораздо более влиятельных персон в Москве, уйти от ответственности. А подростки, как установил Лагодин, были виновны в смерти трех человек и должны были понести заслуженное суровое наказание в соответствии с Уголовным кодексом.

Да, Всеволод Петрович рисковал очень многим и, если честно, еще бы несколько лет назад ни за что не позволил бы себе пойти против всесильных людей в Ленинграде и Москве, однако времена изменились. Бессменный генсек Леонид Ильич Брежнев скончался, на смену ему пришел бывший председатель КГБ Андропов, который поставил перед собой цель обновления страны и кадров. Новый генеральный терпеть не мог разнузданности, расхлябанности и злоупотребления служебным положением, по стране прокатилась череда громких процессов, когда на скамье подсудимых оказывались коррумпированные партийные чиновники и проворовавшиеся директора заводов.

Чувствуя у себя за спиной незримую поддержку нового кремлевского руководителя, Всеволод Петрович объявил войну влиятельным лицам и довел дело до конца. Процесс был шумным, о нем сообщали в газетах и даже по телевидению (что раньше представить себе было нельзя), и именно это лишало все еще могущественных врагов возможности оказать влияние на ход разбирательства.

В итоге подростки, замешанные в убийствах, получили сполна. А поздним вечером того дня, когда были оглашены приговоры, Всеволоду Петровичу позвонили из Москвы – с ним желал говорить новый генсек.

Всеволод Петрович, узнав, что на проводе Андропов, вспотел, однако не подал виду, что испугался. Генсек поздравил его с выигранным делом и как бы между прочим добавил:

– Всеволод Петрович, нашей стране требуются такие честные и принципиальные прокуроры, которые готовы идти до конца, прокуроры, не пасующие перед трудностями, наконец, прокуроры, не опасающиеся идти наперекор власть имущим. У партийного руководства имеется к вам предложение, от которого вы не сможете отказаться...

Так Всеволод Петрович Лагодин получил предложение (вернее, приказание) покинуть Ленинград, в котором он родился, вырос и провел почти всю жизнь, и направиться в провинциальный Болотовск. Город этот, некогда звавшийся Нерьяновском, был интересен тем, что его некоторое время назад переименовали в честь Ивана Арсеньевича Болотова, могущественного министра и заместителя Председателя Верховного Совета СССР, а по совместительству – закадычного друга и собутыльника покойного Леонида Ильича. После смерти Брежнева самого Болотова в одночасье сместили со всех постов, а его сына, заместителя министра внешней торговли, вдруг арестовали (выяснилось, что тот причастен к ряду афер и махинаций).

Всеволоду Петровичу было известно: в Болотовске творились странные дела. Тамошние руководители, зная, что в столице у них имеется всемогущий патрон, окончательно распоясались, партийные чиновники погрязли в мздоимстве, руководители нескольких крупных и важных для обеспечения обороноспособности страны заводов проворовались. В городе давно требовалось навести порядок, причем сделать это открыто, напоказ, так, чтобы все в стране поняли: настала новая эпоха.

Прокурор Болотовска потерял свое место и оказался под следствием после того, как выяснилось, что он вместе с сыном ныне покойного Ивана Арсеньевича активно прокручивал аферы и разворовывал социалистическую собственность, вместо того чтобы бороться с расхитителями. В городе был необходим новый человек с незапятнанной репутацией, человек, готовый идти до конца, человек, никак не связанный с местными боссами.

Поэтому новым прокурором Болотовска и назначили Всеволода Петровича Лагодина. Перед ним поставили одну-единственную цель: осушить болото коррупции, выловить из него всех аллигаторов и содрать с них шкуры. Его наделили небывалыми полномочиями, а кроме того, он знал, что ему обеспечена всемерная поддержка генсека Андропова.

И все же Всеволод Петрович отправлялся в Болотовск (кстати, городу в спешном порядке решили вернуть старое название «Нерьяновск») со смешанными чувствами. Он знал, что с поставленной задачей справится, а когда это произойдет, то надо будет готовиться к переводу в Москву: карьерные перспективы были самые что ни на есть радужные.

Супруга восприняла новое назначение мужа стоически, с олимпийским спокойствием, хотя ей тоже нелегко было покидать Ленинград и перебираться в провинцию. Галина Сергеевна работала в Ленинградском госуниверситете, специализировалась на философии эпохи Возрождения и собиралась поступить в докторантуру, чтобы приняться за диссертацию, посвященную итальянскому мыслителю Пико делла Мирандоле.

– Конечно, ты и Настенька можете остаться пока в Ленинграде, – заметил Всеволод Петрович, – у тебя работа в университете и диссертация, у Насти учеба...

– Нет, – покачала головой Галина Сергеевна, – как ты представляешь: раз в неделю ты будешь на полдня возвращаться в Ленинград, а потом снова отправляться в Болотовск? Или мы будем навещать тебя раз в месяц? Сева, это не жизнь! Там ведь имеется университет, и вряд ли на тамошнем философском факультете мне откажут в трудоустройстве. Тем более что ты – новый прокурор.

Настя, которой о решении, принятом родителями, сообщили всего за неделю до отъезда, была не