Читать «Небо Атлантиды [= Операция «Форс-мажор»]»

Западные историки практически во всех своих работах, посвящённых Карибскому кризису, утверждают, что в том давнем противостоянии двух сверхдержав, которое вполне могло закончиться всемирной ядерной войной, победили Соединённые Штаты Америки, и в этом личная заслуга президента Джона Фицджеральда Кеннеди, сумевшего уговорить вспыльчивого Никиту Хрущёва пойти на уступки.

На самом деле это не совсем так, а точнее – совсем не так. В результате переговоров Кеннеди не только пообещал Хрущёву свернуть ракетные базы в Турции, угрожающие южным районам СССР, но и отказался от каких-либо дальнейших планов по изменению политического режима на Кубе путём интервенции. И кого после этого следует называть победителем?

Те из историков, кто скромнее и объективнее, ставят в заслугу Кеннеди другое – они называют его человеком, спасшим мир от катастрофы, ведь не секрет (особенно, после работ советских учёных на тему «ядерной зимы»), что применение только части накопленных к 1962 году запасов оружия массового поражения хватило бы, чтобы уничтожить и человечество, и всякую жизнь на Земле. Однако и это не соответствует действительности. Вопреки сложившемуся и во многом мифологическому образу президента-пацифиста и президента-либерала, Джон Кеннеди не был на практике ни первым, ни вторым. Ещё в будущность Кеннеди сенатором его обвиняли в «маккартизме», и это были справедливые обвинения. Именно Кеннеди стал инициатором так называемой «политики новых рубежей», предусматривающей расширение зоны «жизненных интересов» США за счёт стран «третьего мира» и приведшей в конце концов к бесславной войне во Вьетнаме. Нельзя назвать Кеннеди и активным противником применения ядерного оружия – ему, например, приписывают авторство термина «локальный ядерный конфликт», и он верил, что развитие такого конфликта можно удержать под контролем.

Так что, не в характере Джона Кеннеди было идти на уступки в столь принципиальном вопросе как контроль над Кубой и Черноморским регионом. Но он всё-таки пошёл, и на то были основания. Однако об этих основаниях знали всего лишь четверо: сам Джон Кеннеди, его брат Роберт Кеннеди, некто Михаил Андреевич Суслов и переводчик администрации президента по имени Питер Бак. И только последний из перечисленных дожил до конца века и мог бы рассказать, что произошло на самом деле.

Для Питера Бака эта история началась в 1950 году, в самом начале Корейской войны. Баку тогда только что исполнилось двадцать два года и его призвали на срочную службу. До того он учился в колледже, но особой тяги к иностранным языкам не испытывал. Пройдя отборочные экзамены в армии, Питер Бак, неожиданно для самого себя, проявил лингвистические способности и очутился в Монтерее, в военном институте иностранных языков. Дальнейшее привело Бака и его преподавателей в изумление: к концу первой же недели Питер оторвался от своей группы месяца на два. Бак не только быстро овладел русским алфавитом, синтаксисом и грамматикой, но и мгновенно воспроизводил любой диалект, на котором говорил его собеседник. Ещё через неделю Бака отчислили из группы, объяснив, что его присутствие деморализует остальных курсантов. Теперь с Баком не только занимались по индивидуальной программе, но и сам он стал объектом изучения для психологов, пытавшихся понять секрет его феноменальных успехов в овладении русским языком. Однако секрет так и остался секретом. Во всех тестах Питер выдавал средние результаты, а «зацепок» в его прошлом (и в прошлом его родителей), которые могли бы объяснить феномен, выявить не удалось.

К концу года Бак свободно говорил почти на всех диалектах русского языка, которые были известны его преподавателям. Пришла пора отдавать долг родине. Сначала Питер отправился в отдел Пентагона, где переводилась советская военная документация, полученная по разведывательным каналам. Бак работал очень быстро и производительно. Даже опытные специалисты поражались скорости, с какой он переводил сложнейшие фразы. При этом, правда, коллеги Бака отмечали, что он совершенно не интересуется предметом наблюдения и изучения – собственно Советским Союзом. Все в отделе в той или иной степени занимались не только русским языком, но и советской политикой, экономикой, системой управления, руководителями, даже анекдотами. И только Питер Бак не скрывал, что ему всё это глубоко безразлично, – куда больше его интересовали автомобиль «MG TC» 47-го года выпуска, доведенный им до высшей степени технического совершенства, девушка по имени Сара и медленный джаз. Случались дни, когда весь отдел военных переводчиков ходил ходуном, и его сотрудники спорили до хрипоты, пытаясь уяснить смысл происходящего на Евразийском континенте. Когда спрашивали мнение Бака, тот лишь пожимал плечами: «Ничего не могу сказать».

Прослужив в Пентагоне год, Питер Бак был направлен на офицерские курсы, по окончании которых получил звание лейтенанта и назначение в пехотную дивизию, расквартированную в Западной Германии. Ещё два года прошло в безделье, прерываемом лишь редкими учениями, да пьяными набегами на близлежащий Ганновер. Большую часть свободного времени Бак тратил на уход за двухместным «Porsche 356» 48-го года выпуска.

В 1955 году Питер Бак демобилизовался. Две недели спустя после прибытия в Нью-Йорк он женился на Саре и устроился переводчиком в ООН. По прошествии ещё двух лет Бак обзавёлся сыном и увлёкся юриспруденцией. Жена поощряла его стремление изучать право, поэтому проблема была только в одном – как одновременно и учиться, и содержать семью. Благодаря контактам в среде переводчиков, Питер узнал о вакансии в аппарате Белого дома. Работа обещалась «непыльная», поскольку в обязанности личного переводчика президента входило быть «под рукой» на тот маловероятный случай, если президенту придётся беседовать с каким-нибудь русским, не владеющим английским языком, а переводчик Госдепартамента по той или иной причине не будет приглашён на эту встречу. Последний переводчик, занимавший это место пять лет, ни разу президента в глаза не видел и уволился исключительно от скуки. Бак подал заявление и получил эту должность, с лёгкостью пройдя конкурсное испытание.

Выбор оказался более чем удачен. Работа в Белом доме практически не отнимала времени, позволяя всецело отдаваться любимому делу – изучению всех тонкостей американского законодательства. С годами Питер Бак стал воспринимать Белый дом как своего рода убежище, где можно укрыться от шума и суеты, получая при этом ещё и неплохие деньги.

Так проходили день за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем, и Бак привык к мерному течению времени, к спокойной жизни и лёгкой работе, а потому испытал состояние, близкое к шоковому, когда на шестом году службы и впервые красный телефонный аппарат, стоящий у него на рабочем столе, вдруг пронзительно зазвонил.

Давным-давно Баку объяснили, что красный телефон будет звонить в исключительных случаях и не предназначен для обычной связи – на то есть чёрный аппарат. Бака также предупредили, что если красный телефон зазвонит,