Читать «Запрещенные друг другу»

— Вал, нам нужно поговорить. И дело не только в Марине, вернее, в ней тоже, но… — сглотнула Юля, не зная, с чего именно начать.

— «Но»? — выдохнул с шумом Вал, пытаясь унять метавшееся сердце. С ним всегда так. Стоило увидеть её — как сразу скачок давления. И не только в крови. В паху тоже становилось тесно, словно и не было только что близости.

— Я хочу сказать, что… нам нужно… что это конец, — отступила она вглубь кабинета, выбрав безопасную дистанцию.

Трясло её так, что было даже видно невооруженным взглядом. Хотелось бы знать, почему? Разве он враг ей? Разве он способен навредить ей?

Прекрасно знал, о чем пойдет речь, однако не спешил подыгрывать. Пускай даже не надеется. Сама пришла. Снова. Каждый раз она попадала в его объятия по доброй воле. Как бы ни ломало его, как бы ни влекло — он ни разу не взял её силой. Всё было добровольно. Всегда. Так в чем же тогда проблема? Почему после четырех дней абсолютной тишины она ворвалась к нему в кабинет и залепила пощёчину? Из-за женской солидарности? Похвально. Даже не сомневался, что Военбург приукрасит их ночь на свой манер, но… на что надеялась сама Юля? Что после её оглушающей подачи он признает свою «вину» и бросится к Марине с предложением? Этого она ждала?

Честно? Запутался. Видел, чувствовал, осознавал, что есть у Осинской к нему чувства. Что небезразличен, а что не так, почему осознанно отталкивает его, делает и себе, и ему больно — так и не смог понять. Если хреново, возникли проблемы, тогда зачем обрывать связь? Почему не рассказала, не поделилась наболевшим? Неужели думает, что он бы не помог? Если же решила вернуться в семью — тогда к чему недавняя близость? Что-то типа дембельского аккорда? Тогда зря. Если она надумала и на этот раз включить заднюю — придётся разочаровать её. Или она сейчас объяснится, рассказав всё как есть, не таясь, в открытую, или ему самому придется поговорить с Глебом и добиться для неё свободы. Иных вариантов у него не было.

Спокойно присев на край стола, Вал скрестил на груди руки, и приготовился слушать очередную песню о том, что им нельзя, что это неправильно. Что ещё? Ах, да, что о них скажут люди. А ему наср*ть. Если уж на то пошло. И на людей этих, и на их мысли. Его на данный момент заботило сосем другое.

Юля опустила глаза, пряча встревоженный взгляд. Тонкие пальцы набросили на плечо кожаную шлейку сумки и принялись активно её комкать. Так рвалась поговорить, что теперь стояла и не знала, с чего начать. Не поймет ведь, воспримет в штыки. Вон, уже стал в оборонительную позицию, спрятавшись за скрещенными на груди руками. Помнила их силу, надежность. Так хорошо было в их власти, так волнительно. А ещё она не забыла, каково спать в их объятиях. Когда до испарины между телами, до не возможности пошевелиться. Удерживали её тогда мертвой хваткой, а ей было в кайф. Так бы и лежала в их плену всю жизнь, прижимаясь животом к крепкому мужскому бедру, припав щекой к широкой груди…

— Вот как? — нарушил Вал затянувшееся молчание, выдернув её из пелены воспоминаний. — Ты сама так решила или кто-то подсказал? — уточнил, продолжая рассматривать встревоженное лицо.

Юля оставила несчастную шлейку в покое, переключившись на обручальное кольцо. Заметив этот жест, Дудерев заметно напрягся, взгляд потвердел, а на щеках вздулись желваки. Еб*чее кольцо! Знала, как поставить его на место. Больше всего выбешивал именно этот кусок металла. Снять бы его, зашвырнуть как можно дальше, а взамен надеть свое и заклеймить собой не только телесно, но и по всем человеческим законам.

— Наша близость была ошибкой, — наконец соизволила посмотреть на него, продолжая держаться за обручалку, как за некий спасательный круг. — Давай забудем всё? У тебя своя жизнь, как оказалось… у меня своя…

Дударев рассмеялся. Как-то зло получилось. Ну, смешна-а-ая. Да разве можно такое забыть? Наивная. До сих пор не поняла, с кем связалась?

— Жалеешь? — оттолкнулся от стола, сокращая между ними расстояние. Юля стушевалась, оглядываясь по сторонам. До боли знакомый кабинет, вот только не спрятаться в нем, не скрыться. Перехватит, задавит, пленит своей бешеной энергетикой и в который раз поработит её грешную душу.

— Не об этом речь! Что было, то было, нам лучше держаться друг от друга на расстоянии, — воскликнула, стараясь не смотреть на него. Куда бы пристроить глаза, чтобы избежать гипнотизирующего взгляда? Чувствовала себя кроликом перед удавом: не пошевелиться, ни вздохнуть.

— А знаешь? Я ни капли не жалею, — подошел к ней вплотную, с маниакальной жадностью вдохнув древесно-цветочный аромат её духов. — Всю жизнь бы тебя целовал. Всю жизнь бы любил и оберегал.

— Вал… — простонала, закрыв лицо руками. Хотя бы так спрятаться от него. Только что это даст? Всё равно уже отравлена им. Неизлечимо больна. Сколько не закрывайся, а сердце не обманешь.

Вздрогнула, снова ощутив на талии обжигающие ладони, и замотала головой, борясь с хлынувшей по спине толпой марашек.

— Так нельзя, понимаешь? Боже… — отчаянно вскинула руки, едва не плача. — Не заставляй меня делать выбор. Между своим счастьем и счастьем сына я выберу сына.

Дударев усмехнулся. Кривоватой вышла улыбка. С затаенной в уголках губ горечью. Как же ему захотелось в тот момент переломить её, стряхнуть хорошенько и заорать на всю глотку. Четыре дня… четыре долбанных дня он ждал от неё весточки, караулил у работы, приезжал в начало улицы, надеясь увидеть хотя бы мельком. Она же полностью игнорила его, запершись в четырех стенах, боялась показаться, отключила телефон. Неет, она может считать их отношения чем угодно, но он не отпустит её до тех пор, пока не будет озвучена конкретная причина.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— А как же я? М?! Ты? Только не надо сейчас застегивать, что ты нихрена ко мне не чувствуешь.

— Какая разница, что я чувствую к тебе! Пока есть Марина, её чувства к тебе…

— Засунь эту по*бень, себе знаешь, куда? — перебил её Вал, забрав руки. Ну что за божье наказание, а?

Юля сразу почувствовала холод. Пока держал — пока и находила силы бороться, противостоять. Отстранился — и сразу стало неуютно. Дурная зависимость. И где она только взялась?

— Но ведь это правда! Я не могу так поступить ни с ней, ни с сыном. Ты представляешь, что будет, когда она узнает о нас? — в горле запершило. Развернулась к нему спиной, борясь с подступившими слезами. Одному ему плохо? Ей тоже несладко. Да ей больно. Больно!!! Разве не видно? Сердце рвёт на ошметки, но и по-другому никак. Тут