Читать «Путешествия по Европе»

Спрашивается, кому может взбрести в голову тащиться 30 часов автобусом из Осло до зимнего Хаммерфеста? Это самый северный город Европы, от которого до Лондона, как от Лондона до Туниса. Это место с мрачными суровыми зимами, где солнце тонет в Северном Ледовитом океане в середине ноября и выныривает только через десять недель.

Такое могло случиться только со мной. Дело в том, что я загорелся мыслью увидеть северное сияние. Кроме того, меня смутно интересовало, как вообще можно выжить в таком забытом Богом медвежьем углу.

Когда я сидел у себя дома в Англии, прихлебывая виски и разглядывая географический атлас, эта идея казалась мне великолепной. Но уже в Осло, пробираясь сквозь серую декабрьскую хмарь, я засомневался в своей затее.

Все началось отвратительно. В гостинице я проспал завтрак, одевался впопыхах, не смог поймать такси и восемь кварталов, увязая в грязи, тащился с тяжеленным рюкзаком к автостанции. Потом стоило огромного труда уговорить сотрудников банка обналичить нужное на билет количество дорожных чеков – грабительскую сумму в 1200 крон. Норвежские клерки никак не могли въехать, что Вильям Мак Гир Брайсон в моем паспорте и Билл Брайсон на моих туристических чеках – один и тот же человек. В результате я, взмыленный как конь, примчался на станцию за две минуты до отхода автобуса, и тут девушка в кассе сообщила, что билет на мое имя никто не бронировал.

«Это все происходит с кем-то другим, не со мной. Я спокойно сижу дома в Англии и праздную Рождество. Сейчас попрошу жену плеснуть мне еще портвейна». Так я подумал. А вслух сказал:

– Здесь какая-то ошибка. Пожалуйста, взгляните еще раз.

Девушка внимательно просмотрела список пассажиров.

– Нет, мистер Брайсон, вашей фамилии здесь нет. Однако я разглядел свою фамилию даже вверх ногами.

– Вот она, вторая снизу.

– Нет, – возразила девушка, – это Бернт Бьёрнсон. Это норвежская фамилия.

– Это не Бернт Бьёрнсон. Это Билл Брайсон. Смотрите, вот двойная "л", а над "и" – птичка. Пожалуйста, мисс.

Но она только отрицательно помотала головой.

– Хорошо, если я не попаду на этот автобус, когда будет другой?

– На следующей неделе в это же время. Превосходно.

– Мисс, умоляю вас, поверьте мне. Здесь написано Билл Брайсон.

– Нет.

– Послушайте, мисс. Я привез из Англии лекарства для умирающих детей.

Нулевая реакция.

Я решил взять ее на испуг:

– Можно мне увидеть вашего управляющего?

– Он в Ставангере.

– Послушайте, я заказывал билет по телефону. Если я не уеду на этом автобусе, то напишу вашему начальнику такое письмо, что на вашей карьере можно будет смело поставить крест до конца текущего столетия…

Я мог бы еще долго продолжать, но тут меня осенило:

– А если этот Бернт Бьёрнсон до отъезда не появится, я смогу занять его место?

– Конечно.

Почему я не подумал об этом раньше? Сберег бы кучу нервов.

– Спасибо, – сказал я и потащил свой рюкзак к автобусу.

В двухэтажном автобусе типа американского «Грейхаунда» сиденья и окна наблюдались только в передней половине верхнего салона. Все остальное было наглухо закрыто алюминием, причем по обоим бортам шла надпись «Экспресс 2000», выполненная в раздражающей научно-фантастической манере – вдоль хвоста кометы. В какой-то бредовый момент мне даже представилось, что в задней половине салона оборудовано нечто вроде спальни, куда стюардесса отведет нас ночью и предложит кушетку на выбор. Я заплатил бы любую сумму за такую возможность. Но и тут не повезло: три четверти автобуса, свободные от пассажиров, предназначались для перевозки грузов. Короче говоря, «Экспресс 2000» оказался простым грузовиком, в который подсаживали немного пассажиров.

Выехали ровно в полдень. Внутри автобуса все было спроектировано так, чтобы доставить максимум неудобств. Мне досталось место возле печки, так что пока моя верхняя половина коченела от сквозняков, левая нога медленно поджаривалась: я отчетливо слышал, как на ней трещат волосы. Конструкцию кресел разрабатывал злобный карлик, отомстивший таким изощренным образом всему нормальному человечеству. Молодой парень, сидящий передо мной, так далеко откинул спинку сиденья, что его голова практически лежала у меня на коленях. Он увлеченно читал комикс и, глядя на его физиономию, нельзя было не прийти к выводу, что у Создателя отменное чувство юмора.

На моем собственном сиденье спинка торчала под таким углом, что у меня немедленно заболела шея. Сбоку на кресле был рычаг, который, видимо, должен был приводить его в более удобное положение. Однако я по горькому опыту знал, что он приводит в действие могучую пружину, которая откидывает спинку назад с сокрушительной силой, разбивая коленки сидящего сзади – в данном случае, крошечной старой леди – божьего одуванчика. Поэтому я благоразумно оставил рычаг в покое.

Моя соседка, обладавшая скорее всего огромным опытом полярных экспедиций, загрузила в кресельный карман перед собой невероятное количество журналов, платков, мазей и фруктовых пастилок, потом закуталась в одеяло и проспала большую часть путешествия.

Мы долго тряслись по заснеженным, тускло освещенным окрестностям Осло, пока не выехали наконец в сельскую местность. Разбросанные вокруг деревни и фермы выглядели богато и ухоженно, в окнах домов горели веселые рождественские огоньки. Ко мне быстро вернулось хорошее расположение духа, обычно сопровождающее меня в длинных путешествиях.

Так начался мой вояж. Я собирался снова увидеть Европу.

Впервые я попал в Европу в 1972 году – тощий, застенчивый и одинокий. В те далекие дни мне были по карману только рейсы Нью-Йорк – Люксембург с дозаправкой в аэропорту Рейкьявика. Самолеты были трогательно старомодными. Кислородные маски в самый неподходящий момент выпадали из гнезд и болтались перед физиономиями испуганных пассажиров, пока стюардесса с молотком и полным ртом гвоздей не приколачивала их на место. Дверь в сортире со сломанной задвижкой постоянно норовила распахнуться, так что ее приходилось придерживать ногой. Это сильно отвлекало от справления естественных надобностей и ужасно раздражало ожидавших своей очереди людей, которые не могли понять, чем вы так долго там занимаетесь.

По моим ощущениям, чтобы достичь Кефлавика (так называется рейкьявикский аэропорт) нам понадобилось полторы недели. Еще полторы недели ушло на то, чтобы дотрястись по небесным ухабам до Люксембурга.

Этим рейсом летели, главным образом, хиппи, не считая двух менеджеров завода по переработке сельди, оккупировавших первый класс. Было такое чувство, что едешь в том же «Грейхаунде» на фестиваль фольклорной музыки. Длинноволосые юнцы то и дело принимались бренчать на своих гитарах и мандолинах, пускали по кругу бутылки