Читать «Внеклассное чтение. Том 2»

Не знаешь, где найдёшь, где потеряешь. Эту немудрящую присказку Николас вспомнил не раз и не два, пока ехал неспешным товарным поездом на северо-запад. Жизнь отняла у магистра многое, но многому и научила.

Например, по новому относиться к основным категориям движения – времени и пространству. Привычные представления оказывались ошибочными. Когда состав стоял, пространство исчезало и оставалось только время; когда же нёсся на полной скорости, всё было наоборот.

Нашлось чему поучиться и у попутчика Миши. Был он человек божий, лёгкий, из вечной русской породы бродяг, которая за тысячу лет существования России не так уж сильно и изменилась. Легко было представить Мишу сто или двести лет назад. Ну хорошо, вместо старых кроссовок на нем были бы лапти, а вместо китайской куртки какое-нибудь рубище, но по-детски безмятежные глаза смотрели бы на мир точно с таким же любопытством, и торчала бы веничком бородёнка, и речь была бы обманчиво проста. Социальные потрясения, безработица и крах прежнего уклада в данном случае были ни при чем – Миша гулял по Руси уже двадцать лет, неоднократно проделав маршрут от Владивостока до Выборга и обратно.

От двухдневного общения с вневременным Мишей, от выпадения из привычного круга жизни, наконец, от диковинности конечного пункта своего путешествия – отшельнического скита – у Фандорина возникло ощущение, что сбылась его давняя мечта: он умудрился-таки попасть в прошлое. Правда, не окончательно, а как бы наполовину – повис где-то между исторических эпох. Как, впрочем, и страна, которую он разглядывал, лёжа на тюках с ватой.

Так уж вышло, что все шесть лет своего российского гражданства Николас почти безвыездно провёл в Москве. Из провинции видел только подмосковные дачи да дорогу до аэропорта Шереметьево-2. А Россия, оказывается, была совсем другая, вся состоящая из скачков во времени.

Мимо то проплывала деревенька вся сплошь из развалившихся изб: одна-две дымящие трубы, покосившаяся колокольня без креста – прямо картина из Смутного времени. То на пригорке вдруг нарисуется аккуратный, новёхонький монастырек, какие строили году этак в 1870-м, когда у русских архитекторов началось нервное расстройство от смешения классического и славянского стилей. А потом откуда ни возьмись – современный, энергичный город, весь в новостройках и рекламах мобильной связи. Отчего одни местности выглядели процветающими, а другие пребывали в запустении, понять было невозможно, и ощущение загадочности игры, которую затеяли время и пространство, ещё больше усиливалось.

На переезде, в пятнадцати километрах от Чудова, железнодорожная часть Никиного путешествия закончилась, дальше нужно было идти пешком.

Миша сунул Фандорину в карман вареное яичко, которым разжился на последней остановке, посоветовал: «Тапки-то обмотай, обезножишь!», и Николас спрыгнул на насыпь.

Поезд еле полз, так что обошлось без членовредительства. Магистр скатился вниз по чистому, выпавшему ночью снежку, отряхнулся и пошёл напрямик через поле. Потом, как объяснил Миша, нужно будет взять вправо, пройти по шоссе самую малость и свернуть в лес – там указатель. Божий человек всё знал, везде бывал, в том числе и у лесного старца, нынешней весной. Захотелось посмотреть на святого человека, послушать, что скажет. Но впечатлениями Миша при всей своей словоохотливости делиться не стал, сказал: сам увидишь, и загадочно улыбнулся.

Указатель на шоссе и в самом деле был – деревянный столбик, на нем опрятная табличка: «К ст. Сысою». Ника не сразу догадался, что «ст.» означает «старец», а когда догадался, только головой покачал. Кто бы мог подумать, что из этакого Карабаса Барабаса получится святой старец? Хотя, с другой стороны, разве мало в истории христианства, да и других религий подобных казусов? Из великих грешников праведники получаются более качественные, чем из добропорядочных членов общества. На то оно и Божье чудо.

Дорожка через лес была ухоженная, любовно вымощенная камнями. Эти-то камни и добили Николасову обувку, которая и без того. дышала на ладан. Не послушался он Мишу, опытного бродягу, не обвязал истрепавшиеся тапочки тряпками, думая и так дойдёт. И вот одна подошва расползлась на куски, через сотню шагов приказала долго жить и вторая. От обуви осталась одна видимость, поэтому, когда вдали показался бревенчатый частокол и увенчанные дубовым крестом ворота, Фандорин свои бессмысленные опорки скинул, припустил – по дорожке в одних носках. Ничего, как-нибудь – вот он уже, скит.

Скит-то скит, да только войти в него оказалось не так просто. У ворот топталась очередь, а за углом ограды обнаружилась автостоянка, где был припаркован сияющий длинный «БMB».

Пришлось встать в хвост, прыгать поочерёдно то на одной ноге, то на другой.

Перед Фандориным стояла немолодая пара: женщина с бледным, исплаканным лицом, рядом седовласый красавец атлетического сложения. Покосился на Никину куртку (погоны с неё были сняты, но пуговицы с гербами остались), иронически пробасил:

– Зина, погляди, милиционер пришёл грехи замаливать. По всей паломнической форме – босой и простоволосый.

Женщина подняла ворот норковой шубки, плохо сочетавшейся с чёрным монашьим платком, и укоризненно сказала:

– Костя, ты обещал.

У ироничного красавца сделалось виноватое выражение лица.

– Прости, больше не буду. Замёрзла? Посиди пока в машине.

И показал на лимузин, из чего можно было заключить, что БMB принадлежит не отшельнику. А что, со «старца Сысоя» сталось бы, подумал Фандорин.

– Так нельзя, – ответила женщина. – Это будет не правильно.

За исключением этой пары очередь состояла из людей бедно одетых и понурых. В воротах их встречал служка в рясе и скуфейке. Тихо поговорит с каждым, запишет что-то в книгу, пропустит.

Углядел Никину разутость, подошёл, неодобрительно покачал головой.

– Зачем это вы самоистязанием занимаетесь? Старец не одобряет. Немедленно обуйтесь.

– Не во что, – пробормотал Николас, смущённый таким вниманием к своему опорно-двигательному аппарату.

Послушник не удивился, только проворчал что-то, окинув взглядом все два метра фандоринского роста. Ушёл за ворота, через минуту вынес войлочные боты брэнда «прощай молодость».

– Сорок пятый размер, больше нет. И вернулся к своим обязанностям. Теперь Николасу ожидание было нипочём – он блаженствовал, наслаждался теплом. Даже улыбнулся, когда седовласый прогудел жене:

– Как тапки в музее, только завязочек не хватает.

И снова та жалобно воскликнула:

– Костя!

И снова он смутился.

– Ты не понимаешь, – заговорила она вполголоса. – Нужно верить, в этом всё дело. И ты тоже должен верить, иначе не получится.

– Я понимаю, – ответил мужчина. – Самовнушение, психотерапия и всё такое. Зин, я стараюсь, честно.

Она взволнованно схватила его за руку:

– Разве ты не чувствуешь, какой здесь особенный воздух, какая звенящая тишина! Это такое место, такое… как это, слово забыла…

– Магическое? – быстро подсказал муж.

– Ах нет, нет! Забыла!

Отчего-то такая простая вещь, как забытое слово, вызвала у женщины настоящий приступ отчаяния – по её лицу потекли слезы.

– Ну что ты, что ты, – переполошился мужчина. – Подумаешь, я тоже иногда слова забываю.

– Но не такое! Я его все время говорю… Ну,