• Дайте мне глаз, дайте мне холст,Дайте мне стену, в которую можно вбить гвоздь, —Ко мне назавтра вы придете сами.Дайте мне топ, дайте мне ход,Дайте мне спеть этих пять нелогичных нот —Тогда меня можно брать руками.
• Как много комнат, полных людей —Прозрачных комнат, полных людей —Служебных комнат, полных людей —Но, пока нет твоей любви,Мне всегда будет хотеться чего-то еще.
• Дайте мне день, дайте мне час,Дайте мне шанс сделать что-то из нас —Иначе все, что вам будет слышно,Это «Что вам угодно»?Может быть, «нет». Может быть, «да».На нашем месте в небе должна быть звезда —Ты чувствуешь сквозняк оттого,Что это место свободно…
• Как много комнат, полных людей —Прозрачных комнат, полных людей —Служебных комнат, полных людей —Но, пока нет твоей любви,Мне всегда будет хотеться чего-то еще.

БГ: — …вспомните время создания этой песни… 1983 год… В этой ситуации с нашей стороны было вполне логично обратиться к «властям» (разумеется, только на таком — метафизическом уровне): мы вам вреда приносить не собираемся. Я говорил как бы: да, меня можно «брать руками», только неизвестно, что из этого выйдет…

Как видите, все повернулось само собой: и руками нас не взяли, а мы остались, какими были.

БГ: — Та или иная идея может быть замечательной, плохо ее применение, которое тормозит движение вперед. При этом мы должны держать в поле зрения высокий ориентир, свою звезду.

— И бороться против окостенелых форм, которые уже не способны не только излучать, но и пропускать свет?

БГ: — Нет. Свету ничто не может преградить путь. Он — внутри человека. Только сам человек и может в себе его погасить, поддавшись, например, омертвелой традиции..

• Боже, помилуй полярниковС их бесконечным днем,С их портретами партии,Которые греют их дом,С их оранжевой краскойИ планом на год вперед,С их билетами в райНа корабль, идущий под лед.
• Боже, храни полярников,Тех, кто остался цел,Когда охрана вдоль берега,Скучая, глядит в прицел.Никто не знает, зачем они здесь,И никто не помнит их лиц,Но во имя их женщины варят сталь,И дети падают ниц.
• Как им дремлется, Господи,Когда ты даришь им сны,С их предчувствием голодаИ страхом гражданской войны,С их техническим спиртомИ вопросами к небесам,На которые ты отвечаешь им,Не зная об этом сам.
• Так помилуй их, словно страждущих,Чьи закрома полны,Помилуй их, как влюбленных,Боящихся света луны.И когда ты помилуешь ихИ воздашь за любовь и честь,Удвой им выдачу спиртаИ оставь их, как они есть.

• Хозяин, прости, что тревожу тебя;Это несколько странный визит.Я видел свет в окнах твоего этажа;Дверь открыта, вахтер уже спит.У новых жильцов вечеринка.Они, выпив, кричат, что ты — миф,Но я помню день, когда я въехал сюда,И я, действительно, рад, что ты жив.
• Хозяин, я просто шел от друзей,Я думал о чем-то своем.Они живут в этих модных домахИ по-детски довольны жильем.Но я вспоминаю свой прокуренный угол,Фонарь в окне, купол с крестом.И мне светло, как в снежную ночь,И я смеюсь над их колдовством.
• Хозяин, я веду странную жизнь,И меня не любит завхоз.Твои слуги, возможно, — милые люди,Но тоже не дарят мне роз.И я иду мимо них, как почетный гость,Хотя мне просто сдан угол в наем.Но, Хозяин, прости за дерзость —Я не лишний в доме твоем.
• Хозяин, да, я плачу́ не как все,Но я плачу́ тем, что есть.Хозяин, моя вера слаба,Но я слышал добрую весть.Хозяин, я — никудышний фундаментИ, наверно, плохое весло.Но, Хозяин, когда ты захочешь пить,Ты вспомнишь мое ремесло.

* * *

• Если б каменный уголь умел говорить,Он не стал бы вести беседы с тобой,И карарский мрамор не стал бы смотреть тебе вслед.Но ты занят войной,Ты стреляешь на тысячу верст и тысячу лет,И я ничего не отвечу, когдаМеня спросят, как продолжается бой.
• В эротических снах молодого дворникаТы будешь пойман в трубе,И надменные девы привяжут тебя к станку;И они коронуют тебя цветамиИ с песнями бросятся прочь,На бегу забывая самое имя твое,И никто никогда не вспомнит здесь о тебе.
• И когда наступит День Серебра,И кристалл хрусталя будет чист,И тот, кто бежал, найдет, наконец, покой,Ты встанешь из недр земли,Исцеленный, не зная, кто ты такой.Я хотел бы быть рядом, когдаВсадник протянет тебе еще не тронутый лист.

Боб мечтал о Дне Серебра — ждал его каждое утро. Но День Серебра, как назло, не наступал. И вот однажды Боб проснулся в холодном поту. Смотрит, а рядом с ним Хозяин лежит и смеется-заливается. Боб у него спрашивает: «Не наступил еще День Серебра?» Но не отвечает ничего Хозяин, только смеется пуще прежнего и за ухом Боба щекочет. А, впрочем, может, это и не Хозяин был…

* * *

Решил Боб прочитать Коран. Только подумал об этом, глядь — Хозяин тут как тут и пальчиком грозно качает: «Богохульствуешь, язычество приветствуешь!» Смутился Боб: «Да я, да я…» А Хозяин уже замахнулся красной книжицей и бах Боба по макушке! Очнулся Боб, смотрит: да это же материалы последнего съезда. Задумался крепко — было, о чем задуматься…

• Близилась ночь. Рельсы несли свой груз.Трамвай не был полон — фактически он был пуст.Кроме двух-трех плотников, которых не знал никто,Судьи, который ушел с работы,И джентльмена в пальто.
• Судья сказал: «Уже поздно, нам всем пора по домам,Но Будда в сердце, а бес в ребро, —Молчать сейчас — это срам.Скамья подсудимых всегда полна:Мы, по крайней мере, в этом равны,Но если каждый возьмет вину на себя,То на всех не хватит вины».
• Плотник поставил стаканы на полИ ответил: «Да, дело — труба.Многие здесь считают жизнь шуткой,Но это — не наша судьба.Лично я готов ответить за все(А мне есть, за что отвечать),Но я пою, когда строю свой город.И я не могу молчать!»
• Судья достал из кармана деньгиИ выбросил их в окно.Он сказал: «Я знаю, что это не нужно,Но все-таки: где здесь вино?Едва ли мы встретимся здесь еще разПод этим синим плащем,И я прошу прощенья за все, что я сделал.И я хочу быть прощен».
• Когда вошел контролер (скорость перевалила за сто),Он даже не стал проверять билеты —Он лишь попросил снять пальто.В вагоне было тепло, и ночь подходила к концу.И трамвай уже шел там, где не было рельсов,Выходя на прямую к кольцу.

— Затронула ли вас как-то бардовская песня?

БГ: — Я пел всего Окуджаву, почти всего Высоцкого, Клячкина и Вертинского,