— Прости. Я здесь. Связь плохая.

— Оу, ладно, — Сидни колебалась. — Я скучаю по тебе.

Я закрыл глаза и заставил себя втянуть в лёгкие воздух. Я ненавидел, что от этих слов с её языка я поморщился. Я ненавидел, что она говорила мне их, когда я их не заслуживал и не хотел. И больше всего я ненавидел, что моей реакцией на них была ненависть.

— Я тоже, — наконец произнёс я, ложь слетела с моего языка так же легко, как и всегда. Может, я был ужасным человеком, раз говорил ей слова, которые не имел в виду, но я давно был загнан в угол без альтернативы.

Я практически видел полную надежды улыбку на её лице, когда она сказала:

— Наверное, увидимся, когда ты вернёшься?

— Да. Да, увидимся, Сид.

— Хорошо. Удачи насчёт «АнаВог». Оу, и Джекс? Не забудь подумать о… ты знаешь. О том, что мы обсуждали перед твоим отъездом.

Моя челюсть сжалась сама собой, и я крепче обхватил вилку. Именно поэтому мне нужно было уехать оттуда первоначально. Сбежать от ответственности и решений, которые нависли надо мной как мрачная туча. Но даже сейчас, за миллион миль, меня по-прежнему душили ожидания, от которых я не мог сбежать. Не важно, как далеко я бежал, время по-прежнему сыпалось как в песочных часах, напоминая мне, что я просто откладываю неизбежное. Приклеиваю пластырь на зияющую рану.

Чёрт. Я бросил вилку и провёл рукой по волосам, аппетит пропал. Но каким-то образом мне удалось сказать:

— Подумаю.

— Хорошо. До скорого, Джекс. Я лю…

Я отключился раньше, чем она произнесла это. Те же самые три слова, которые она сказала мне перед тем, как я уехал сюда, уже зациклились в моих мыслях, и я не мог слышать их снова. Я чувствовал себя придурком за то, что бросил трубку, но что я мог сказать? «Спасибо»? «Я тоже»?

— Как у нас здесь дела? — официантка вернулась долить мне кофе и нахмурилась, посмотрев на мою практически нетронутую тарелку. — У тебя нормальный омлет? Бекон достаточно хрустящий?

Я махнул ей рукой.

— Всё в порядке. Просто принесите счёт, пожалуйста.

Светлые брови женщины практически взлетели до линии волос, но она не сказала ни слова, когда уходила. Через несколько минут она вернулась с чеком и коробкой для еды, а я протянул ей свою карту, не глядя на счёт.

— О боже! Ты не мог, — раздался громкий мужской вскрик из-за стола позади меня. — Ты грязная шлюха. Это та же самая рубашка Монико, которая была на тебе прошлым вечером.

Другой мужской голос, слегка ниже тоном, но такой же громкий:

— Это не та.

— Та. Кроме того, я где угодно узнаю это твоё виноватое выражение лица, — парень начал хлопать и напевать. — У Трипа был трах, у Трипа был трах, — в то время как я мысленно простонал. Его голос, такой оживлённый даже ранним утром, эхом раздавался в зале, но больше никто не обращал на них никакого внимания. Единственный шум жалобы, казалось, исходил из моей головы, которая начала пульсировать ещё до того, как я повесил трубку. Я потёр виски, очень надеясь, что официантка скоро вернётся, чтобы я мог пойти выпить несколько таблеток «Адвила» перед следующей встречей.

— Ты и сам можешь найти, где переночевать, — ответил парень, как я полагаю, по имени Трип.

— Оу, я это и планирую. У меня распланирована вся ночь: новый наряд для «Аргоса» в Южном Хэйвене и коктейль с тем красавчиком, Лукасом.

Ответом на это был хохот, после чего кто-то несколько раз шлёпнул рукой по столу, когда тот, кто планировал жаркую ночь, крикнул:

— Что в этом такого смешного?

Моя голова не могла вынести больше, и я повернулся лицом к ним, готовый сказать парням быть потише, но тот, кто смеялся, смог восстановить дыхание и сказать:

— Если ты думаешь, что Лукас Салливан сегодня уделит твоей тощей заднице хоть какое-то внимание, должно быть, ты накурился чего-то покрепче, чем Мэри Джейн.

Моё чёртово сердце остановилось. Он только что сказал Лукас… Салливан?

— Я тебе скажу, что у нас был момент, — сказал парень-твинк (прим. твинк - симпатичный молодой парень нетрадиционной ориентации), смахивая воображаемую ворсинку со своей рубашки, пока я смотрел на него.

Трип фыркнул.

— Чушь. Его горячая задница сегодня пройдёт прямо мимо тебя, как и в любую другую ночь. Лукас Салливан — бог. Бог секса.

Господи Иисусе…

Я не слышал ничего, что они ещё говорили, из-за того, что кровь прилила к лицу, и её гудение заглушало всё вокруг меня, за исключением тяжёлого бах, бах, бах моего сердца, пока оно заводилось заново. Моё тело горело, кожу покалывало от осознания, чего я не чувствовал годами… восемь лет, если точно.

Нет… Я ослышался. Они никак не могли говорить о том самом Лукасе, которого я знал. Это было совпадение, вот и всё. В Южном Хэйвене могло быть любое число людей с таким же именем. Верно? Верно.

Тогда почему моя интуиция говорила мне, что они обсуждают того самого мужчину, которого я так упорно пытался забыть? Лукаса. Моего Лукаса.

Он никогда не был твоим Лукасом…

У меня внутри всё болезненно забурлило, и я потёр лицо, пытаясь стереть воспоминания, прежде чем они поднимутся полностью. Только подняв взгляд, я понял, что двое парней перестали разговаривать и смотрели на меня.

Тот, на котором была неоново-синяя майка и велосипедные шорты, заговорил первым.

— Тебе что-нибудь нужно, красавчик?

У меня пересохло в горле, настолько, будто я провёл несколько дней в пустыне, вдыхая одну пыль. Мои мысли летали, но слова, которые я до смерти хотел спросить, не выходили.

— Может, он никогда не видел, чтобы кто-то надевал спандекс на завтрак, — Трип потянул за узкие шорты своего друга и отпустил их с громким шлепком. — Это просто ужасно.

У парня в спандексе отвисла челюсть.

— Я проехал десять миль, прежде чем встретиться с тобой здесь — какого чёрта ты сегодня делал? Сучонок, — он закатил глаза и повернулся обратно ко мне. — Прости, тебе что-нибудь нужно?

— Я, эм… — мне хотелось спросить, говорили ли они о том, о ком я думал. Мне хотелось спросить, знают ли они его, как он, любой кусочек информации, который они могли мне дать, чтобы подпитать моё любопытство. Но трезвый расчёт меня остановил. Это меня больше не касалось, и ничего хорошего не выйдет от ответов, которых я жаждал. — Вы можете… передать мне соль… пожалуйста?

— Соль? — парень в спандексе даже не потрудился скрыть своего разочарования от моей просьбы — и от отсутствия у меня заинтересованности —