Читать «Октябрь»

China Mieville

OCTOBER

Copyright © China Miеville 2017

© Мовчан А., Федюшин В., Белякова Т., перевод на русский язык, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

Посвящается Гурру

«……………………

………………………»

Н. Г. Чернышевский, «Что делать?»

В разгар Первой мировой войны, когда растерзанная Европа истекала кровью, одно из американских издательств выпустило получившую широкую известность книгу Александра Корнилова «Современная российская история». Корнилов, либеральный ученый и общественный деятель, завершил свой труд в 1890 году, но специально для этого издания на английском языке, увидевшего свет в 1917 году, его переводчик, Александр Каун, актуализировал текст. Завершающий абзац книги в переводе Кауна начинается с грозного предостережения: «Не нужно быть пророком, чтобы предсказать, что существующему порядку вещей предстоит исчезнуть».

И этот порядок действительно исчез – как и было предсказано. В этот бурный, удивительный по насыщенности историческими событиями год Россия была потрясена и сокрушена даже не одним, а сразу двумя восстаниями, двумя сумбурными политическими переворотами, двумя государственными трансформациями. Сначала, в феврале, было свергнуто самодержавное правление, державшееся почти полтысячелетия. Затем, в октябре, произошли события с гораздо более важными последствиями, крайне трагическими и сильно повлиявшими на дальнейшее развитие мира.

Период с февраля по октябрь 1917 года представлял собой непрерывную борьбу за власть, в эти месяцы сжималась пружина истории. До сих пор не стихают споры насчет того, что же тогда произошло и как оценивать произошедшее. Февральская и прежде всего Октябрьская революции уже давно стали призмами, сквозь которые рассматривается любая политическая борьба за свободу.

Уже стало традицией, сочиняя произведение на историческую тему, отрекаться от химерической «объективности», интерес к коей ни один автор не хочет или не способен поддерживать. Я следую этой традиции. Если же я ее нарушил, то, надеюсь, пусть догматически, пусть слепо, я все же остался ее сторонником. В этой книге есть злодеи и герои. Не пытаясь выглядеть беспристрастным, я старался быть честным – и рассчитываю, что для читателей с различными политическими взглядами мой рассказ окажется полезным.

О русской революции написано много, и многие из этих произведений просто превосходны. Хотя моя книга основана на документальных материалах, она не претендует на роль исчерпывающего научного исследования. Это, скорее, краткое введение для тех, кто интересуется увлекательными историческими сюжетами, кто жаждет оказаться во власти ритмов революции. По сути, это художественное произведение. 1917 год представляет собой захватывающий роман, он полон исторических событий, надежд, предательств, невероятных совпадений, войн и интриг. Он соткан из мужества, трусости и глупости, из фарса, безрассудства и человеческих трагедий, из непомерных амбиций и эпохальных перемен, из ослепительного света, стали и теней, из дорог и поездов.

В самой «русскости» словно уже есть что-то опьяняющее тех, кто думает о России. Снова и снова споры об историческом пути страны (особенно между теми, кто не является русским по национальности, но иногда и между самими русскими) сворачивают к сентиментальному традиционализму, к неизъяснимой Русской Душе, этой «вещи-в-себе». Бесконечно печальная, непостижимая, многострадальная Россия-матушка… Как пишет Вирджиния Вулф в своем фантастическом романе «Орландо», здесь «закаты медлят… не ошарашивает вас своей внезапностью рассвет, и фраза часто остается незавершенной из-за сомнений говорящего в том, как бы ее лучше закруглить»[1].

Это не дело. Вряд ли могут быть сомнения в том, что у России – свой, особый исторический путь, что этим можно объяснить русскую революцию (правда, поверхностно). Пусть так; но нужно учитывать эти особенности, не забывая о главном: о всемирно-исторических причинах и последствиях политического переворота, произошедшего в России.

Поэт Осип Мандельштам в стихотворении, посвященном событиям 1917 года, говорит о «сумерках свободы». Сумерки предвещают наступление ночи, но есть и предрассветные сумерки. В этой связи переводчик Борис Дралюк задавался вопросом: что́ Мандельштам предлагает восславить, «угасающий свет свободы или ее первый слабый проблеск»?

Вероятно, правильнее вести речь не о медлящих закатах и рассветах, не ошарашивающих своей внезапностью, а о сумерках. Нам всем знакомо сумеречное состояние, и мы еще будем погружаться в него. Сумерки бывают не только в России.

Да, это русская революция, но она имела и имеет отношение не только к России. Она вполне может стать общим достоянием. И коль скоро ее фразы остаются незавершенными, от нас зависит, как лучше их закруглить.

Для исследователя русской революции в буквальном смысле «порвалась дней связующая нить»[2]. До 1918 года в России использовался юлианский календарь, который отставал на тринадцать дней от современного григорианского. Поскольку действующие лица этой книги использовали именно юлианский календарь, пользуюсь им и я. В некоторых работах можно прочитать, что Зимний дворец был взят 7–8 ноября 1917 года. Однако те, кто его брал, делали это 25–26 октября по своему календарю, и именно слово «Октябрь» перестало быть просто названием месяца, превратившись в лозунг. Поэтому, что бы ни утверждал григорианский календарь, эта книга – об Октябре.

Человек стоит на продуваемом ветром острове, глядя в небо. Он плотно сложен, силен и чрезвычайно высок, порывы майского ветра треплют на нем добротную одежду. Он не обращает внимания на плеск Невы, на кустарник и зелень прибрежной топи. С его плеча свисает ружье, над ним парит орел. Человек с восторгом всматривается в даль.

Петр Великий, всесильный правитель России, как зачарованный долгое время наблюдает за орлом. Он восхищен его полетом.

Наконец он резко поворачивается и втыкает во влажную землю штык. Он проводит клинком сквозь грязь и корни, вырезая сначала одну, а затем вторую длинную полосу дерна. Он отряхивает их от земли и перетаскивает, пачкаясь в грязи, на то место, над которым парит орел. Там он выкладывает из полос дерна крест и кричит во все горло: «Здесь будет город заложен!» Так в 1703 году на Заячьем острове в Финском заливе, на земле, отвоеванной у Швеции в Северной войне, царь повелел построить большой город, названный в честь его святого покровителя, городом святого Петра, Санкт-Петербургом.

И этого никогда не было. Ничего такого царь не делал.

Эта история – стойкий миф о том, что Федор Достоевский назвал «самым отвлеченным и умышленным городом на всем земном шаре». Но хотя Петр Первый и не присутствовал на месте основания Санкт-Петербурга в день закладки, тот был построен в соответствии с его мечтой, вопреки логике и здравому смыслу, на кишащем комарами берегу балтийского залива, в зоне затопления, которая весь год продувается штормовыми ветрами, а зимой сковывается жестокими морозами.

Сначала царь руководил строительством Петропавловской крепости, обширным сооружением в виде звезды, которое покрыло небольшой остров, чтобы при необходимости отразить ответное нападение шведов, так никогда и не состоявшееся. Затем Петр Первый распорядился построить у стен крепости в соответствии с последними проектами большой