Читать «Обманщики»

© Драгунский Д. В.

© ООО «Издательство АСТ»

Чудесным летним днем 1960 года молодой человек в светлой рубашке с короткими рукавами, но все же с галстуком – стоял перед калиткой в каменном заборе. Это была недальняя окраина Москвы; дом с улицы не был виден. Молодой человек посмотрел на часы и вспомнил наставление мамы: «Прийти раньше – не значит прийти вовремя». Ему было назначено на семнадцать тридцать. Было семнадцать двадцать семь.

Он дотерпел, пока стрелка встанет против точки, и нажал на кнопку звонка. Прислушался. Ничего не услышал, тем более что по улице как раз проезжала машина. Хотел нажать еще, но решил, что это будет невежливо. Лучше подождать минуту.

Скоро он услышал быстрые легкие шаги.

– Кто здесь? – спросил женский голос.

– К Дмитрию Леонидовичу, – сказал он. – Окунев Станислав, журнал «Наука и знание».

Калитка отворилась, и красивая, почти молодая женщина сказала:

– Заходите! – Протянула ему руку: – Калерия Павловна. А вас как по отчеству?

– Станислав Игоревич, а можно, а лучше просто…

– Просто Стасик? – подхватила она и неожиданно потрепала его по плечу. – Идемте, Стасик! За мной.

По дорожке, мощенной желтым камнем, он пошел за ней, продолжая чувствовать на своем плече тепло ее сильных пальцев.

Кругом был стриженый газон, тут и там украшенный маленькими клумбами и цветущими кустами. В отдалении, под навесом, стоял автомобиль, большой и черный, похожий на ЗИС, но на радиаторе было что-то другое, не рубиновый флажок, а какая-то фигурка вроде серебряной собаки. Дорожка обогнула небольшую рощицу – кажется, это были липы, – и уже за деревьями был дом – квадратный, двухэтажный, с плоской крышей.

Калерия Павловна, стройная и узкобедрая, молча шагала в двух шагах впереди. На ней было красивое летнее платье и плоские туфли на босу ногу. Поверх платья была накинута тончайшая кофточка; на воротничке выскочила и отогнулась наружу этикетка, и глазастый Стасик тут же увидел иностранные буквы. Импортная, значит. И вообще все вокруг – и газон, и кусты, и мощеная дорожка – было какое-то не наше. Странно было, что это маленькое поместье («не меньше, чем полгектара!» – прикинул он) расположилось, можно сказать, прямо в самой Москве, пять остановок на автобусе от конечной станции метро.

Он почувствовал непонятную настороженность, но потом подумал: «А ничего! Так даже интереснее!»

Это было очень лестное редакционное задание – взять интервью у академика Алданова, крупнейшего ученого, Героя Соцтруда, лауреата Ленинской и трех Сталинских премий, который внес важный вклад… ну, сами понимаете во что! В развитие химии! А дальше – тсс!

Стасик вообще-то хотел написать о другом академике, но главный редактор поднес ему кулак к носу и сказал, чтоб он забыл ту фамилию. Но зато намекнул: если интервью с Алдановым получится, можно будет подумать над книгой о нем. Как бы ЖЗЛ. «Но он ведь живой!» – возразил Стасик. «Ну и хорошо. О живых тоже пишут, еще как! А умрет – тем более». – «Вас понял!» – «Алданов не сильно засекречен, – объяснил главный редактор, – и это большая удача. А так-то на самом деле великий ученый. Лучше иных засекреченных».

– Посидим здесь. – Калерия Павловна показала на диван в углу просторной гостиной. – Дмитрий Леонидович сейчас придет, он говорит по телефону с коллегой. Наташа! – крикнула она куда-то в даль коридора. – К Дмитрию Леонидовичу пришел журналист! Я, кажется, предупреждала!

А сама села на тот же диван, по-молодому натянув платье на колени, и почему-то засмеялась:

– Вам сколько лет, Стасик? Что оканчивали?

– Двадцать шесть. Факультет журналистики.

– Ах, так вы гуманитарий? – засмеялась еще громче. – Как же вы собираетесь беседовать с академиком Алдановым? О чем?

– Интервью будет не о предмете его исследований, разумеется, – вежливо, но уверенно объяснил Стасик. – О роли науки в строительстве социализма. Даже шире, о роли ученого в жизни общества. О науке и морали. А также какие-то личные черточки.

– Наука и мораль! – всплеснула руками Калерия Павловна. – С ума сойти!

Вошла девушка в белом фартуке, внесла большой поднос. На подносе стояла ваза с фруктами, фарфоровая корзиночка с конфетами, тарелки, салфетки и ножички в специальной стойке.

Фрукты были невиданно прекрасные: апельсины, груши, персики, абрикосы и ананас, нарезанный кусочками, которые были выложены на длинный лоскут его колючей шкурки. От запаха ананаса защекотало под языком.

– Кофе или чай? – спросила горничная.

– Кофе, если можно.

– По-турецки или в кофейнике?

– Все равно.

– Наташе тоже все равно! – строго сказала Калерия Павловна.

– Тогда в кофейнике.

– Молоко, сливки?

– Нет, спасибо.

Академик Алданов пришел минут через десять. Он оказался мил, прост, дружелюбен и остроумен. Похож на свою фотографию из книги «Советская наука на службе мира и прогресса». Большие, широко расставленные глаза. Пестро-седая шевелюра. Добрая улыбка. Мягкое теплое рукопожатие. Персик ел, как яблоко, – кусая сбоку, обливаясь соком, вытирая подбородок льняной салфеткой и чуть-чуть любуясь собой.

Потом пошли к нему в кабинет, на второй этаж. Стасик осматривался, запоминал широкую лестницу, просторный коридор, филенчатые двери, тройное окно, огромный письменный стол, книжный шкаф размером в стену.

Сидели на креслах вокруг журнального столика. Алданов скупо и четко отвечал на вопросы. Говорил, что атомная бомба – это вынужденный ответ СССР на агрессивные планы империализма и что будущее – за освоением космоса, за АЭС и ЭВМ. «Вот три кита прогресса!» Ну и еще химические удобрения и полимеры, разумеется: новые дешевые и сверхпрочные материалы. Стасик не удержался и задал стандартный вопрос – а вдруг мощные ЭВМ все пересчитают и ученым будет нечего делать? Алданов ответил столь же стандартной притчей о том, что научное знание – это остров в океане неведомого, и чем больше этот остров, тем длиннее его береговая линия, то есть границы непознанного. «Вы меня поняли?» Стасик понял, но это было скучно.

Но зато как оживился Алданов, когда Стасик стал расспрашивать его просто о жизни, особенно о школе и студенчестве! Алданов вырос в Нахичевани, но не в Нахичеванской АССР, а в пригороде Ростова-на-Дону с таким названием. Двор, дети, друзья и враги, драки и влюбленности, мама и папа, дед и бабка, голуби и рыбная ловля, школа и гениальный учитель математики. У академика сияли глаза. Казалось, его впервые за много лет расспрашивают о простых вещах, о его детстве и юности и он счастлив. Вот тут-то Стасик и заикнулся о большом биографическом очерке – и Алданов с радостью согласился.

Стасик понял, что судьба его решена.

Они спустились в столовую ужинать. Калерия Павловна уже сидела за столом. Горничная Наташа стояла в дверях.

– Товарищ Окунев Станислав Игоревич, – объявил академик, – теперь будет моим Эккерманом. – Повернулся к Стасику: – Вы знаете, кто такой Эккерман?

– Знаю, – сказал Стасик, но постеснялся прямо сразу брякнуть «друг Гёте» и сказал аккуратнее: – Биограф великого