Читать «Самый сердитый гном»

«Ну и рожа! – ужасался гном, внимательно изучая свое отражение в мутных водах подземного озера. – Одно слово „жаних“, нечего сказать… Немудрено, что Моника отвергла все мои попытки ухаживания, а ее почтенные родители вылили на сватов огромный ушат вполне полноценных по смрадности и омерзительности помоев. С такой харей не под венец, а только в бадью с рассолом».

Из толщи воды на солдата смотрела квадратная, заросшая до самых глаз, черная как смоль голова пожилого гнома. На фоне безобразно густой растительности виднелись лишь красные, изможденные хроническим недосыпом глаза и мелкие крошки хлеба, замысловато запутавшиеся среди жестких, непослушных волос.

«Всего каких-то четырнадцать тысяч смен, а выгляжу на все тридцать, – с печалью признался сам себе Пархавиэль, не в силах больше смотреть на двойника-уродца. – Эх, молодость, молодость, где ты?! Куда ушла и главное – зачем?!»

Конечно же, две недели назад, когда состоялась последняя попытка отважного гнома связать себя узами брака, все было совсем по-другому. Хауптмейстер Зингершульцо был чисто выбрит и непривычно ухожен. Густая, непослушная борода была аккуратно заплетена по древнему обычаю горняков аж в целых сорок две косички, украшенные разноцветными лентами и вплетенными золотыми цепочками. Но толку из многочасовых усилий и дорогостоящей бутафории все равно не вышло.

Навыков лучшего парикмахера махаканской столицы оказалось явно недостаточно, чтобы превратить наполовину одичавшего в долгих походах воина в завидного жениха и галантного кавалера. Только Богам Великого Горна было под силу скрыть глубокие рваные шрамы, покрывающие округлости когда-то доброго лица, и убрать нездоровый хищный блеск из вечно прищуренных, недоверчивых глаз.

Сами по себе сросшиеся следы былых увечий и повышенная возбудимость были типичными признаками солдат «внешнего кольца», возвращение которых из очередного похода сильно шокировало и пугало остальных обитателей мирного горного государства.

Гильдия караванщиков была, пожалуй, самой почетной и уважаемой организацией внутри гномьего сообщества, окутанной пеленой легенд и вымыслов, загадок и таинств. Только самые сильные и отважные воины могли сопровождать караваны купцов в далекие странствия на поверхность, в неизвестные и пугающие миры, где жили эльфы, люди и прочие мифические существа…

Уважение, достаток и слава – лишь парадная и ничего, по большому счету, не значащая сторона опасной профессии, за которой, как ни странно, скрывались боль, горечь и бесконечное одиночество.

Осыпая почестями на собраниях и празднествах, даруя титулы и немыслимые привилегии, караванщиков боялись как больных троглодитской ветрянкой, как старых, выживших из ума карлов, еще встречавшихся в запутанных проходах отдаленных, полуразваленных шахт. Добропорядочные обыватели старались держаться от них подальше, не заводить дружеских отношений и уж тем более не пускать «кровожадных маньяков» в семью.

Гном тяжело вздохнул и, оторвав взгляд от воды, задумчиво уставился куда-то вдаль, рассматривая теряющиеся во мраке подземелья очертания побережья. Горькие мысли о неудавшейся жизни и обреченности на одиночество ушли, растворились в тонком слое тумана, ползущем над поверхностью озера.

Неожиданно сзади послышалось легкое постукивание сапог и шорох осыпающейся щебенки. Пархавиэль осторожно обернулся, боясь в очередной раз увидеть полные досады лица искренне соболезнующих его горю товарищей. Неизвестно, что мучило его сильнее: мысль об отказе невесты или сочувствие друзей, преследующее его как настырная муха тележку с отходами. Даже сегодня, спустя двенадцать смен после злосчастных событий, назойливая опека окружающих вывела его из себя и заставила скрыться на пустынном берегу, вдалеке от палаток отряда.

К счастью, существу, приближающемуся к солдату мерной поступью, было чуждо сострадание. Оно мыслило иными, объективными категориями и уже давно подавило в себе дурацкую привычку воспринимать мир на эмоциональном уровне. Мерно чеканя шаг, к Зингершульцо подошел Железный Карл, командир отряда.

Облаченный, как и остальные караванщики, в черные доспехи из дубленой кожи, Карл Манфайер сразу выделялся из многоликой толпы отряда именно благодаря отсутствию лица. Отблески походных костров зловеще плясали на полированной поверхности стальной полумаски, закрывающей левую половину лица, оттеняя и подавляя остальные участки живой плоти.

Взрыв гидравлического пресса, произошедший четыре тысячи смен назад в одной из юго-восточных шахт, изуродовал внешность гнома, а последующее затем напускное сочувствие соплеменников завершило метаморфозу, лишив его чувств и окончательно превратив в хладнокровное чудовище. Карл не жил, он существовал подобно механическому голему, скрупулезно выполняя приказы и умело пряча за демоническим блеском стали призраки былых страстей.

– Господин хауптмейстер, может быть, вы соизволите объяснить командиру отряда деструктивность ваших действий по отношению к подчиненным, а также причины, побудившие вас нарушить инструкции 127Р п. 3, 152Н пп. 5–7 и 263Л п. 2?

Голос Карла звучал непривычно спокойно и монотонно. Маска скрывала большую часть изуродованного лица, но грозная гримаса уцелевших мышц внушала страх и раболепный трепет. Гном широко открыл рот и изумленно уставился на командира, руки сами по себе опустились вниз, спина распрямилась, а десять килограммов мускулов пресса моментально подтянулись. Провинившийся не знал большей части произнесенных слов, но инстинктивно понял, что дело серьезное…

– Ну что молчишь, хауптмейстер, долго мне еще здесь торчать?! – повысил голос Карл, пытаясь вывести солдата из состояния комы.

– Виноват… не мог бы ты, Карл, то есть… – испуганно осекся гном, – господин командир, повторить…

– С какой стати ты, идиот, кидаешься на своих?! – неожиданно сорвался на крик голос Карла, бешено вращающего расширенными от ярости и чуть ли не выпрыгивающими через маску глазами. – Надеюсь, тебе полегчало, когда расквасил хлюпальник Зигеру и дал пня под зад Нарсу?! Но только знаешь, дружище, нечего свои слюнтяйские переживания за чужой счет успокаивать и из-за блундинистой вертихвостки товарищей калечить!

Солдат смущенно опустил голову и уставился на носок правого сапога. Он молчал, крыть было нечем… Только теперь он понял, что постигни такая беда зануду Зигера, окажись на его месте беззаботный весельчак Нарс, он тоже стал бы к ним приставать с успокоительными речами и прочей бесполезной мишурой, именуемой в народе дружеской поддержкой. «Все же как мы порой эгоистично упиваемся своим горем, забывая о чувствах других, видящих твои мучения, страдающих от них, желающих помочь, но не знающих как…» – размышлял Пархавиэль, безропотно выслушивая грубые, но справедливые слова начальства и багровея от стыда.

– Да что с тобой, Парх? – начинал успокаиваться Карл, вновь овладевший собой и перешедший на доверительный шепот. – Неужели глупые капризы малолетней девчонки настолько засели тебе в голову, что заставили забыть даже об осторожности?

– Об осторожности?! – удивленно переспросил Зингершульцо, наконец-то оторвавшись от созерцания грязных сапог и впервые за весь разговор осмелившись посмотреть в глаза командиру.

Догадка осенила гнома внезапно. Лишь сейчас до него дошло, каким же он был кретином, укрывшись от сторонних глаз здесь, на берегу. Караван еще не вышел за Ворота, не достиг опасной зоны населенных дикими тварями пещер, но кто знает, что скрывала в себе тихая гладь на