Читать «Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…»
Эдриенн Бродер
Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…
Посвящается Тиму, Мадлен и Лайему и памяти Алана
Примечание автора
Жизнь – не то, что ты пережил, а то, что запомнил и как вспоминаешь, чтобы рассказать.
Габриэль гарсиа маркес
Работая над этой книгой, я старалась как можно ближе держаться фактов, обращаясь к дневникам, письмам, альбомам, фотографиям, школьным табелям, кулинарным рецептам, статьям и другим документам моей личной и семейной истории. Но в тех случаях, когда было невозможно подкрепить фактами какую-то физическую или эмоциональную подробность, я обращалась к воспоминаниям. Я осознавала, что они выборочны и что каждый раз, вспоминая какое-то событие, мы чуточку его меняем, уплотняя свое представление и наслаивая на него новое понимание, стремясь сделать его осмысленным в настоящем.
Эта книга не претендует на изложение всей истории: годы здесь сжаты в предложения, некоторые друзья и возлюбленные исключены, детали отшлифованы. Время рассеяло частности. То, что следует далее на этих страницах, – интерпретации и трактовки воссозданных в памяти моментов, которые сформировали мою жизнь, и все они зависимы от точки зрения, личного мнения и душевного порыва. Я прекрасно сознаю, что другие могут вспоминать эти события иначе и иметь собственные версии происходившего. Я старалась быть осторожной, рассказывая историю, затрагивающую других людей, которые, возможно, запомнили или переживали ее иначе.
Имена всех действующих лиц этой книги, за исключением моих родителей, Малабар и Пола, и моего собственного, изменены.
В чем польза печалейМэри Оливер(Это стихотворение явилось мне во сне)
Однажды тот, кого любила,Вручил мне полный тьмы ларец.И годы миновали, прежде чем поняла,Что это тоже – дар.Пролог
Похороненная истина – вот что такое ложь на самом деле.
Кейп-Код[1] – место, где похороненные вещи вдруг являют себя и вновь пропадают: деревянные ловушки для лобстеров, позвонки горбатых китов, осколки матового морского стекла. Сегодня вроде бы и нет ничего; а завтра цикличные силы природы – эрозия, ветер и прилив – обнажат что-нибудь, что было всегда здесь. Но послезавтра оно исчезнет вновь.
Несколько лет назад мой брат обнаружил нос разбитого затонувшего судна, показавшийся из песчаной отмели. Ему удалось откопать внушительную часть корпуса, прежде чем нахлынул прилив и уничтожил результаты его трудов. На следующий день он вернулся на то же место в то же время, но от корабля не осталось и следа. Если бы брат не вытащил на берег пропитанный водой и солью кусок древесины, узловатый, красиво искривленный, и не оставил его сохнуть на лужайке, можно было бы подумать, что все это ему приснилось.
Раз моргнешь – и упустишь свое сокровище.
Два моргнешь – и осозна́ешь, что правда, которую ты считал надежно припрятанной, материализовалась, что некая неприглядная ее часть обнажилась, показалась во всем своем уродстве. Все мы знаем старую поговорку о том, что одна ложь тянет за собой другую. Обман требует решимости, бдительности и очень цепкой памяти. Чтобы правда продолжала лежать в могиле, за могилой нужно ухаживать.
Многие годы моей задачей было таскать песок и ссыпать его сверху – горстями, лопатами или ведрами, в зависимости от потребности момента, – в старании сохранить похороненной тайну моей матери.
Часть I
Не ведаем, какую сеть себе плетем.
Сэр Вальтер Скотт
Глава 1
Бен Саутер протиснулся в переднюю дверь нашего летнего дома на мысу Кейп-Код жарким июльским вечером 1980 года. Он, как обычно, приветствовал все семейство своим энергичным «Как жизнь?». Бен носил седую шевелюру, а его обветренные руки прямо-таки кричали о его любви к работе на свежем воздухе. Я видела из коридора, как он одной рукой похлопал по спине моего отчима, Чарльза Гринвуда, а другой поднял повыше коричневый бумажный пакет, уголки которого уже пошли влажными темными пятнами.
– Ну-ка, поглядим, что ты способна сотворить из этого, Малабар, – сказал Бен моей матери, которая вышла в прихожую и встала рядом с мужем. Он вручил ей пакет и клюнул в щеку коротким поцелуем.
Мать унесла пакет в кухню, поставила на столешницу, развернула и заглянула внутрь.
– Сквобы[2], – с гордостью сказал Бен, потирая руки. – Дюжина. Ощипаны и выпотрошены. Я даже головы отрубил – все для тебя.
Ага! Так эти влажные пятна – кровь.
Я глянула на мать, ее лицо не выдало и тени отвращения – только восторг. Она, несомненно, уже высчитывала в уме температуру и время, необходимые для образования хрустящей корочки, но так, чтобы не пересушить мясо и наилучшим образом подчеркнуть его вкус. В кухне моя мать пробуждалась к жизни – это была ее сцена, где она исполняла главную роль.
– Что ж, Бен, уважил ты хозяйку, – промолвила мать, смеясь и одарив его долгим взглядом.
Малабар была жестким критиком. Ее одобрение нужно было заслужить, и этот процесс мог затянуться на годы, так и не принеся результата. Бен Саутер, я это видела, только что заработал себе очередной балл.
Сразу за Беном вошла его жена, Лили, принеся с собой букет цветов из собственного сада в Плимуте и мешочек только что собранного с берегов их собственного ручейка водяного кресса – крохотного, как раз такого, какой любила Малабар. Лили, лет на десять старше моей матери, была миниатюрной и непритязательно красивой, с седеющими каштановыми волосами и морщинистым личиком, которое без стеснения говорило о ее новоанглийской практичности и полном отсутствии тщеславия.
Чарльз стоял в стороне и улыбался от уха до уха. Он обожал компанию, вкусную еду и истории из прошлого, а нынешний уик-энд в обществе старого друга Бена и его супруги обещал все это в достатке. Я была знакома с Саутерами со своих восьми лет; как раз тогда моя мать вышла за Чарльза. И знала их так, как любой ребенок знает друзей своих родителей, – без особой близости и с известной долей безразличия.
Мне было четырнадцать.
Коктейльный час, священный ритуал в нашем доме, начался незамедлительно. Моя мать и Чарльз открыли его привычным бурбоном со льдом, продолжили второй порцией, а потом перешли к любимому аперитиву, который называли «пауэр-пэком», – сухому «Манхэттену». Саутеры последовали примеру моих родителей, не отставая в темпе употребления выпивки. Все четверо вышли, оживленно переговариваясь, из гостиной на веранду, а потом через лужайку к деревянной лестнице, что вела к пляжу. Там они наслаждались прибрежными радостями: соленый воздух, небо, сиявшее розовыми переливами заката, крики чаек, катера у причала и волны вдали.
Мой старший брат Питер вернулся домой после долгого рабочего дня: он был помощником на туристическом рыболовном катере в Веллфлите. Шестнадцатилетний, светловолосый, загорелый, с губами, потрескавшимися от соли и солнца. Они с Беном стали обсуждать полосатого лаврака – чем он питается (песчаными угрями), где хорошо клюет (за буйками, но все еще близко к берегу). Обоим было ясно, что этот тип спортивной рыбалки, с его низкопробной прикормкой и высококачественными удочками, – гиблое дело. Бен был заядлый рыбак. Он сам